Я постоянно танцую, ногами топаю, Трясу головой, руками вот так вот делаю! Да, я немного ебнутый, люди пугаются, Особенно если в общественном транспорте.
Чет меня распидорасило ващееее. Вторая голова получилась сильно больше первой, чем я горд и доволен.
Узнать, чем все началось, а так же саму суть вопроса, можно здесь:
last-optimist.diary.ru/p179261242.htm
Я даже призвал на помощь свои мэдскиллз и замутил в пайнте че-то вроде коллажа, чтоб вам, дорогие читатели, было легче, если что, представлять, чьей внешностью мы вдохновлялись, придумывая бравых охотников центрального ОВД.
Ну, поехали дальше, короче.
Глава вторая, мертвая панночка. С лирическим отступлением о пользе детей
Все это сильно напоминало сцену из какой-то советской комедии, вроде тех, что невероятно смешные, но ни фига не веселые. "Гараж", к примеру. Или, скорее, "Большая перемена" - помещение, чем-то отдаленно походило на вечернюю школу для рабочих, парты и неудобные стулья вместо нормальной, полагающейся взрослым мебели, да и то людей куда больше, чем стульев и столов, так что сидят кто где. Задействованы уже и пол, и подоконники, часть народа вообще стоит.
Если попросить постороннего охарактеризовать всех набившихся в комнату одним словом разом, это будет совсем не сложно. И словом этим станет "усталость". Усталые мужчины, усталые женщины. Наверное, среди них есть и довольно молодые люди, но сейчас у всех у них глаза такие, будто живут они на свете никак не меньше тридцать пяти лет, из них две трети - явно по окопам. Многие каждые несколько минут жадно посасывают минералку из бутылок, несколько человек тянут пиво, женщины сообразили себе кофе и теперь сами не рады этой бурде, морщатся, но что поделать.
В помещении душно, все явно не хотят сидеть здесь долго и потому, когда распахиваются дверь, облегченно выдыхают - пришел тот, кого люди и дожидались.
- Шаурма горячая! Самса с мясом! Хачапури с сыром! Куры-гриль в лаваше! Квас холодный! - Виктор Геннадьевич Романов приветствовал подчиненных не по уставу, но, если честно, он вообще не помнил, когда делал подобное в последний раз. Несмотря на высокую должность, начальник центрального ОВД всегда затаривался в ближайшей палатке со жратвой сам, не доверяя данное действо даже своей секретарше Ларисе. И поступал совершенно правильно. На перезрелую даму таджикских кровей у кассы двойной убойный эффект оказывали присущий большинству ее земляков страх перед человеком из милиции и присущий уже лично подполковнику шарм, лишающий воли всех без исключения женщин бальзаковского возраста. Романов высоко ценил и расспросы о жизни-здоровье, и бесплатные пластмассовые лоточки с острым соусом, и многие прочие скидки.
- Разбирай, народ. Подкрепим, силы не отрываясь от процесса.
Костя Русин взял сумки у начальства. Жест мог бы показаться услужливым, не будь он таким молниеносным. Так гепард, голодавший неделю, загоняет зебру и утаскивает добычу в логово. Во время рабочего процесса охотник часто забывал поесть, переходя на трехразовое питание - понедельник, среда, пятница.
Витя немного задержался в дверях, окинув "класс" отеческим взором. Человек пятьдесят уставших, не самых здоровых и не самых устроенных в жизни людей среднего возраста и еще более средней зарплаты. Три четверти его силового актива на всю Москву, не считая немногочисленных патрульных, которые остались работать, и ненаделенных, которые, несомненно, пользу приносят огромную, но скорее организационного толка.
Усталые, неимоверно усталые мужчины и женщины.
- Да потому что бухают все как синюги. - Острый взор Ларисы мгновенно подметил взгляд Романова. Сама Лариса, конечно, тоже не выглядела бодрой и выспавшейся, но была, как всегда, безупречно выглажена, причесана и накрашена.
Ответом женщине стал нестройный хор голосов, сводившийся к тому, что негоже людям пенять, когда сначала похороны боевых товарищей, потом поминки, переходящие в дежурства, а потом никто выспаться еще толком и не успел.
- Дай людям похмелиться, женщина-дятел. - Беззлобно отмахнулся Виктор Геннадьевич. И то верно, чего это он приуныл. Продерут глаза - станут как новенькие. - Эдуардыч, заводи шарманку.
- Кручу машину - показываю перву картину. - Гарик процитировал любимый многими старый мультфильм и включил проектор. Этот самый новенький проектор, а так же мощный нетбук на "учительской" кафедре резко выделялись на общем совковом фоне. И не мудрено – эта аппаратура была куплена лично Мецгером и привозилась из дома. А вот белый экран, наоборот, явно помнил и очаковых, и покоренье Крыма. Все ОВД активно спорили между собой, из какого же ДК милиции Виктор Геннадьевич в лихие девяностые скоммуниздил и экран, и кафедру, и многое другое. Подполковник предпочитал сохранять интригу.
- Даже не знаю, поздравлять ли нас со столь сомнительной обновой, и тем не менее неоспоримый факт: с дочерью какофонии наша специальная милиция сталкивается впервые за историю своего существования. – Начал тем временем Гарик Эдуардович. – Это подтверждают не только наши документы, но и, скажем так, мои источники.
Все прекрасно знали, что под «источниками» провидец подразумевает московских носферату, но зачем лишний раз озвучивать не самое приятное для слуха охотника слово, а то ведь недаром люди говорят: вспомнишь солнышко, вот и лучик.
- До восемнадцатого века о них вообще никто не слышал, а потом дамочки всплыли в Америке. – На экране сменяли друг друга немногочисленные фотографии, которые представляли скорее образовательную пользу. На лицо представительницы линии ничем не отличались от обычных женщин. - Есть предположение, что дочери – плод смешения линий Тори и Малков. Но это лишь предположение. Ровно так же возможен вариант с аномалией или с каким-нибудь самородком-выродком. А теперь, господа и дамы, я включу звуковой файл. Если в комнате есть люди, склонные к эпилептическим припадкам, а так же беременные женщины – настоятельно рекомендую им выйти на улицу и вернуться через пять минут. Считается, что опасен только живой звук голоса дочери, но у меня после многократного прослушивания пошла носом кровь. Так что лучше пере, чем недо.
Никто не встал и не вышел. Мецгер щелкнул левой кнопкой «мышки» и подкрутил колесико динамика. Заиграла знакомая многим песня французской певицы Эдит Пиаф. Но исполняла ее другая женщина. Исполняла красиво, мастерски, и в течение первой минуты охотники поглядывали друг на друга несколько недоуменно, не понимая, какого эффекта хочет добиться эксперт центрального ОВД. А потом кто-то сдавленно ахнул.
- Маринка, ты чего! Брось немедленно!
Крепко сбитая дама в джинсовом комбинезоне, оцепенев, уставилась на собственные пальцы, которые сжимали маникюрные ножницы и почти что донесли их до глазного яблока.
- Ну и шуточки у Вас, Гарик Эдуардович! Это же опасно! - Взбеленился другой оперативник. По всему «классу» прошла дрожь. То там, то тут люди отпускали перочинные ножики, ручки-паркеры, броши с острыми булавками. Костя ни за что не хватался, но в задумчивости разгрыз палец до крови. Стах встряхнул головой, как будто только что вышел из бассейна и пытался вытряхнуть воду из уха.
- Как ваты в голову напихали. Вообще песни не расслышал.
- Это тебе твой уши закрыл. – Невозмутимо пояснила Лариса. Она была в числе тех немногих, на кого песня не оказала вообще никакого эффекта. В кругу охотников лаконичным «твой» обычно называли ангелов-хранителей. Просто далеко не все верили, что это именно ангелы.
- Отставить панику. – Лениво рявкнул Романов, которого «песня» тоже вроде как не задела. – Я все видел с самого начала.
- Обратите внимание на то, что никто из нас не схватился за оружие, хотя многие при табельном. – Отметил Гарик. – Этой композицией со мной поделился коллега из Хорватии. Она призвана провоцировать суицид, причем такой, чтобы никто не заподозрил убийство. Смею предположить, что, услышав этакую диву в живую, человек сию минуту пойдет и добровольно упадет с крутой лестницы. Или провалится под лед. Или напорется на что-нибудь. Несчастные случаи.
- Что еще они могут? – Происходящее стало походить на семинар или лекцию в институте. Охотники доставали ручки, карандаши, записные книжки, особо продвинутые – планшеты и нетбуки.
- Пойдем от большого к малому. Дочери умеют чревовещать, мастерски подделывать голоса, вести сами с собой диалоги на два абсолютно разных голоса. Могут одновременно общаться с рядом стоящим и с человеком в соседней комнате. И оба услышат. Могут оставить «голосовое сообщение». Оно будет висеть в помещении, пока туда не войдет тот, для чьих ушей оно предназначено. Могут сделать так, чтобы их голос не слышал никто, кроме выбранной цели, где бы эта цель ни находилась. Как будто тебе звонят на мобильный, но ты обязан слушать. Как они умеют управлять эмоциями публики, вы только что убедились. Заметьте, это определенно Присутствие, а не внушение мыслей. Ведь никто из нас не подумал о суициде.
- Я шепот слышал какой-то. – Вставил реплику Костя.
- А мне показалось, что на фоне песне трек с аудионаркотиком прокручивают. – Добавил один из самых молодых оперативников.
В комнате нашлось немало тех, кто слышал не просто песню.
- Тот, кто умеет защищать свой разум, при определенном раскладе может распознать влияние дочери какофонии. К сожалению, у меня нет никакой экспериментальной базы. – Печально вздохнул Гарик. – Как показала первая встреча с нашей шамаханской царицей, в прямом контакте ее голос действует куда сильнее, чем на пленке. Но вернемся к нашим баранам, я еще на закончил. Все помнят, как тори впадают в ступор от чего-нибудь, по их мнению, красивого? Ну так вот, дочери, пока поют, могут любого в такое состояние вогнать.
Ну а на последок я припас самое красочное. – В голосе Мецгера зазвучало сладостное предвкушение. Он словно ждал, когда в комнате притушат свет и внесут торт со свечками. – Некоторые певцы могут брать такие высокие ноты, что бокалы лопаются. Дочери Какофонии могут такое же провернуть с вашими перепонками. Казалось бы, ну, контузия, и что такого? Не смертельно. А вот и нет. Прошу внимание на экран, господа и дамы. Такое происходило редко, но происходило. Исключать подобный вариант развития событий у нас, увы, нельзя, хоть он и мало вероятен.
«Класс» снова наполнился гулом голосов. Охотники – народ ко всяческим кровавым гадостям привычный. Никого не вырвало, и обмороков не воспоследовало. И все же, фотографии возымели свой эффект.
- Такое чувство, что человека взяли и прихлопнули гигантской мухобойкой. – Костя, как всегда, был наиболее прямолинеен. – Раздавили, как комара.
- Именно так, господа и дамы, выглядит человек, который лопнул, как бокал. – Торжественно произнес Гарик тоном фокусника. – Одно радует: на боевую группу гадина такое точно применить не сможет. Только на кого-то одного.
- Давайте ей Ларису подбросим, посмотрим, кто кого перевизжит. – С самым серьезным видом внес предложение Виктор Геннадьевич. Лариса многозначительно взвесила в руке железный подстаканник.
- Александр, продолжите, пожалуйста, а то у меня самса остывает. – милостиво произнес Гарик, уступая место у проектора младшему коллеге. Саша в миру был рядовым студентом-раздолбаем не самого престижного московского ВУЗа, любителем странной музыки, дредов на собственной голове и уличных ансамблей на Арбате. Но было и кое-что другое, выделяющее Сашу как среди ровесников, так и среди наделенных не то что Москвы и России – мира. Во всемирной паутине Саша, прикрываясь позывными одного известного персонажа компьютерных игр, смог наткнуться на цифровую твердыню, которая почиталась неприступной всеми, кто хоть что-то знает о камарилье и вампирах. На сервера носферату. И не только наткнуться, а проникнуть, разобраться и уйти пусть замеченным, но не разоблаченным. Разумеется, полученные знания навсегда переменили Сашу по прозвищу Мастер Чиф. Доподлинно неизвестно, был ли он первым охотником, с которым произошло подобное, но по крайней мере в России Александр являлся единственным провидцем, получившим наделение, как бы смешно это не звучало, по сети.
Разумеется, с его уровнем умений откопать информацию, приведшую в итоге к центральному ОВД, большого труда не составило. Подполковник Романов честно выслушал все пространные, изобилующие терминами и сленгом объяснения, ни хрена не понял и положился на Гарика, который провел мощную агиткампанию по принятию Саши в ряды московских охотников. В итоге самую большую пользу Александр приносил даже не в сфере серфинга по сети, а благодаря неформальному общению в интернете с кучей зарубежных коллег, молодых и не очень. Информация, которую он получал таким образом, не была заверена печатями и подписями, но пользу представляла несомненную.
Саша, более серьезный и собранный, чем обычно, сменил Гарика у проектора. Мецгер не замедлил потеснить пана Вишневецкого на подоконнике, все равно они его делили в отношении «один к трем».
- У всего того, что сейчас описал Гарик Эдуардович, среди забугорных охотников есть свое название – мельпомения. Ну, в честь какой-то там музы.
- Какой-то там… - сердито цыкнул Костя. – Муза трагедии. Дочь Зевса и Мнемозины, богини памяти. А с дочерьми Какофонии ее связали скорее всего потому, что в античной мифологии Мельпомена является матерью сирен.
- Охренеть как нам это полезно. – Не оценил интеллектуальной ремарки Виктор Геннадьевич. – Саня, продолжай.
- За бугром с дочерьми главная проблема в том, что про них никто толком так ничего и не знает. Сами, в общем-то, виноваты. Дамочки долго не высовывались вообще, вот к ним и относились, как к певчим канарейкам. А вопросы есть. Например, почему среди них нет мужиков? Раньше были, факт. А потом все куда-то сплыли. Сейчас из США пишут, что у них там дочерей стало больше, и вообще линия сильнее становится. Может, потому и до нас одна добралась. Это я к тому, что если раньше мало кто их них умел голосом бить людей, как фужеры, и склонять толпу к суициду, то теперь, увы, вероятность минимум пятьдесят на пятьдесят. Насколько я знаю, с вентру и тори мы на тему дочерей уже связывались, и все без толку. Давайте с малками попробуем. Они могут что-то знать.
- Они даже если знают, скажут так, что хер проссышь. – У Романова сделалось такое лицо, будто внезапно заныл зубной нерв. Переговоры с упырями, как правило, подразумевали его непосредственное в них участие. Особенно с малками. Твердая психика бравого главы ОВД была им явно не под силу. – Но попытка, конечно, не пытка.
- Кстати, касательно всех этих межвампирских замут. – Продолжил Саша. – Может возникнуть проблема, потому что официально дочери ни к Камарилье, ни к Шабашу не принадлежат. Хотя коллеги из-за моря пишут, что Шабаш наши певички все-таки не особо жалуют.
- Есть варианты, где наша шамаханская может прятаться днем? – Оперативников, как всегда, больше интересовала практическая сторона вопроса.
- К сожалению, здесь как раз тот случай, что где угодно. Скорее всего, не при каком-то из элизиумов, а отдельно. Но это все, что я могу сказать. Дальше полное многообразие вариантов. Не знаю, сработает ли, но есть еще такая тема, мне из Франции написали, правда, это только слухи и домыслы, хрен знает, правда или нет. Типа на них музыка влияет, как на тореадоров всякое красивое.
- Отлично, будем глушить содержимым магнитолы Виктора Геннадьевича. – Доверительно поделился Гарик якобы со Стахом, но, разумеется, услышали все, и не преминули заржать.
- Разговорчики. – При желании Романов отлично умел призвать к тишине, не повышая голоса. – Веселиться будем, когда придавим гадюку. Достоверно мы знаем только то, что громкая музыка ее способности вырубает. От этого отталкиваться и будем.
- Одно хорошо. – Подытожил Гарик, дожевывая самсу. – Дочерей Какофонии в мире очень мало. Я ставлю на то, что она здесь одна. По крайней мере, слова допрошенных вампиров это подтверждают. Пан Станислав, ну что Вы ерзаете, как будто к подоконнику ток провели?
Вишневецкий и правда последнюю четверть часа вел себя тревожно. На контрасте с его обычной солидностью это было особенно заметно. Ксендз то оглядывался, то прислушивался, то тер пальцами переносицу, хотя никаких причин для беспокойства, вроде бы не было.
Виктор Геннадьевич Романов первым продемонстрировал истинно судейскую проницательность.
- Что, охота?
- Похоже, да, она родимая. – Станислав встал и начал пробираться к двери. Ни у кого на лице не читалось удивления. Каждому наделенному, кому в большей, кому в меньшей степени, доводилось испытывать это чувство: когда ночь беззвучно зовет тебя охотиться. В их кругах было не принято плевать на интуицию и шестое чувство, особенно если речь шла о защитниках. Они, прямо как в мире дикой природы, являлись хищниками в основном территориальными, и часто подсознательно ощущали, если где-то что неладно.
С молчаливым вопросом в глазах стал подниматься и Русин, но Вишневецкий остановил его жестом руки. Застыв в дверях, Стах снова словно к чему-то прислушался.
- Сегодня только моя охота. Звоните, если нужен буду.
Романов проводил священника взглядом, но пауза длилась недолго.
- Пан Вишневецкий знает, что делает. Продолжаем разговор и переходим к планированию операции.
***
Поездка по пустынным ночным улицам, прилежащим к церкви, ничего не дала. Раздосадованный Станислав спешился и еще некоторое время бесцельно сновал по дворам и переулкам. Да что же это такое? Сидя в ОВД, он был уверен, что охота зовет его именно в родной приход. Иногда бывало иначе, иногда он мог исколесить всю Москву на пути к цели, следуя зову. Но не теперь. Что-то произойдет здесь и сейчас, совсем скоро. Или происходит. Или уже произошло. По крайней мере, предвкушение охоты уже не будоражило кровь. Осталась одна муторная тоска, до ужаса неприятная всем деятельным натурам, к которым, несомненно, принадлежал и Вишневецкий.
Но нельзя же, в конце концов, бесконечно слоняться по ночным улицам. Звонков из ОВД не поступало, значит, и ехать туда без надобности. Лучше вернуться домой и поспать, если получится – дневных мирных трудов никто не отменял. Станислав вернулся к мотоциклу и тронулся в сторону церкви и своей квартиры. Настроение испортилось окончательно, не получалось даже толком помолиться себе поднос о благополучии друзей, близких и прихожан, все время что-то отвлекало. Как навязчивая мелодия из соседского радио, негромкая, но приставучая до ужаса…
Мелодия. Навязчивая музыка.
Стах выпрямился, будто кол проглотил. Словно кто-то дал ему ощутимый подзатыльник, и в голове мгновенно прояснилось. Еще секунду назад он не ощущал ничего, кроме приступа хандры и упадка сил, но теперь чувствовал явственно и не понимал, как вообще мог не заметить: за его спиной на мотоцикле сидел кто-то еще. И этот кто-то, судя по всему, не знал, что охотник его заметил. Не желая раскрываться, Вишневецкий немного поерзал в седле, как будто спина затекла, и снова принял более расслабленную позу. Тряхнул головой, опустил взгляд… и приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Его обнимала женская рука. Красивая, белая, с изящным маникюром. Длинный рукав стильной деловой блузки. Вот только справа в воздухе трепыхался пустой второй рукав, а под мышку упиралась культя. Еще бы, после удара Русинской катаны новая ни по чем не отрастет.
Больше медлить смысла не было. Он как ни в чем не бывало остановил мотоцикл. Дом и правда был уже близко. Лишь бы получилось. Лишь бы жест выглядел естественным.
Получилось.
Приложив все силы, Станислав сжал ее запястье и резко дернул. Вторая рука отпустила руль, рванула из ножен саблю. Охотник с яростью швырнул «попутчицу» на землю и встал рядом. Рука, которую он не собирался отпускать, выгнулась под неестественным углом. Священник занес саблю для удара, но тут вампирша подняла голову, и клинок застыл в воздухе. Она что-то напевно говорила, и даже, вроде бы, на хорошем польском. Но это было совсем неважно. Важнее было ее лицо. Оно необъяснимо, невероятно, неуловимо походило на то самое, единственное, неописуемое, которое Стах видел иногда во сне, или в чистом высоком небе, да и много где еще.
Ему казалось, что он простоял так целую вечность, прежде чем к одному напеву добавился второй. И на этот раз никаких сомнений быть не могло. Именно этот, второй голос был голосом его становления и его охоты. Голосом Той, Чьим рыцарем он поклялся быть до конца своих дней. Голосом Той, Чье лицо так кощунственно попыталась украсть тварь, над которой он занес саблю. По началу второй напев был толком и не слышен, но постепенно он вливался в упыриную песню, как чистый родник в болото. Могло показаться, что он вот-вот исчезнет, растворится, иссякнет. И все-таки с каждой минутой напев становился все сильнее, громче, пока наконец полностью не перекрыл первый. В тот же миг злое колдовство рассеялось, и красивая маска сползла с шамаханской царицы, делая ее тем, чем она уже давно и являлась – уродливым несвежим трупом.
- У, ведьма! – В сердцах рыкнул Станислав и опустил саблю. Жаль, что и гадина не теряла времени зря, извернувшись, она уклонилась от удара. Хрустнула и сломалась рука, Вишневецкий так ее и не выпустил. Вампирша больше не пела. Вместо этого она набрала побольше воздуха в легкие и оглушительно завопила. Лишь благодаря Провидению охотник тоже сумел избежать неминуемой гибели. Руку, разумеется, пришлось выпустить. Левое ухо перестало слышать, по шее мгновенно потекло мокрое и горячее. Где-то за его спиной со звоном лопнул уличный фонарь. Скосив глаза, Стах увидел, что с плеча и шеи словно срезало «черепаху» и одежду. Кожу ободрало, но и только. А вот уклонись он на секунду позже… Вишневецкий машинально дотронулся рукой до оглохшего уха, уже догадываясь, что мочки там он не найдет.
Нападать снова тварь не собиралась. Видать, это вопль стоил ей больших сил. Припав к земле и окончательно перестав походить на человека, вампирша только прошелестела, по-прежнему на весьма недурном польском, так говорила бы на нем, к примеру, француженка:
- Еще свидимся, шляхтич. Жди с утра подарочек.
Она скрылась с присущей многим ее собратьям скоростью, испарилась, можно сказать. Станислав мог бы броситься в погоню, но в этот самый момент зазвонил мобильный телефон, и что-то подсказывало ксендзу, что это сейчас важнее.
- Вишневецкий, что там у тебя происходит? – Звонила Лариса. Она не растягивала ехидно звуки, и это как нельзя лучше говорило о том, что произошло нечто плохое.
- Да вот, шамаханская царица наведалась. А вы откуда знаете? – Стах привык ничему не удивляться на этой работе.
- Мы и не знали. Звонили наши человеческие коллеги с ближайшего к тебе участка. У них там мокруха, ну, специфическая. Им в таком случае по регламенту положено нам звонить. Ты туда сейчас сам не иди, мы из местных охотников наряд отправили, а то мало ли, вдруг кто из твоих прихожан. Имя-фамилию с адресом сейчас эсемеской кину. Шамаханская, говоришь… - Лариса заговорила с кем-то по ту сторону трубки, и в ее голосе снова появились привычные длинноты. – Витяяяя, забудь про сны и Бутово. Шамаханская на пана ксендза запала, выезжай.
Даже через динамик мобильного Станислав отлично слышал все, что по этому поводу думает Романов, и был с ним абсолютно солидарен. Обскакала, бесова дочь!
***
Со стороны Виктор Геннадьевич и Костя выглядели как глубоко погруженные в себя молящиеся люди. Оба сидели на лавке, упершись локтями в специально предназначенную полочку, уткнувшись лбами в сложенные ладони. Правда, Русин вскоре стал больше походить на школьника, заснувшего прямо на парте, а подполковник начал похрапывать. Гарика они с собой не взяли, провидцы и так, считай, не спали несколько ночей к ряду, а здесь со всем мог справиться и местный эксперт.
Милицию вызвала одна из живущих в соседних с церковью домах семья, сами не прихожане Вишневецкого, но соседи одной католички. Ее взрослая дочь, журналистка ежедневной газеты, раз в неделю всегда приходила домой под утро – была ее очередь дежурить до выхода номера в печать. Возвращалась она, понятное дело, на такси. Мать в это время обычно спала. Но сегодня проснулась затемно – видимо, потому что сквозь сон так и не услышала знакомого звука открывающейся двери и дочкиной предутренней возни в квартире. Разумеется, сразу позвонила. И услышала, как во внешнем коридоре играет мелодия дочкиного телефона.
Тело лежало прямо под дверью, причем его явно откуда-то притащили, потому что, несмотря на жуткую рану на шее, крови на полу почти что и не было. Мать, разумеется, в крик. Повыбегавшим соседям пришлось звонить и в милицию, и в скорую – у женщины случился сердечный приступ. А там уж и до специальной милиции дошло. Разорванное в клочья горло – один из самых распространенных способов скрыть вампирский укус. Конечно, бывают и просто совпадения. Но есть и другие признаки – например, вся ли кровь исчезла из тела человека. Впрочем, в данном случае уже одно наличие шамаханской указывало на то, что никакое это на хрен не совпадение.
- Езжайте домой. Чем вы тут сейчас можете пригодиться? – Станислав, разумеется, не ложился. Родственники погибшей пока не приходили, были дела и поважнее, но все с утра пораньше рассказали прихожане, среди которых были соседи по двору и подъезду. На фоне случившейся трагедии никто толком и не спросил про пластырь на ухе, от остальных же Вишневецкий отговаривался какими-то глупостями, каждый раз разными.
- Ну, хозяин барин. – Быстро согласился встрепенувшийся Романов. – Мне уж точно надо выспаться. Ни шагу без моего приказа теперь, Стах, я без шуточек говорю. Закопаю. С кем надо я связался, а то есть риск, что покойница ночью встать попытается, кровь-то всю высосали, а от тела сразу не избавишься – родственники все же, да и мне пригодится, кхм, вещдок. Там разберутся, голову, ну или кол забьют… не берите в голову, короче.
Уходил подполковник угрюмым, но при этом чувствовалось в его словах и взглядах некое злорадство. И дело тут было не в душевной черствости. Убитый и выпитый досуха человек – это уже отличный инструмент, чтобы шантажировать камарилью. А уж если ты знаешь, что это сделал вампир, которого принимал у себя князь, сия большая шишка уж точно не отделается от рандеву. Перед такой встречей действительно стоит выспаться.
Но ксендз все равно не сдержался, скрипнул вслед Виктору зубами. Русин проснулся, но уходить не спешил.
- Не злись на него. У Геннадьича свои заботы. – Костя снял очки, дыхнул на стекла, протер рукавом пиджака и многозначительно добавил. – А у нас свои. Я сегодня у тебя переночую, к вентру меня все равно не возьмут.
- Только при условии, что ты и правда ляжешь там спать. – Станислав собрался дать Косте ключи, но его отвлекло чье-то покашливание. У самых дверей мялся пожилой человек крайне потерянного вида. Вишневецкий сразу догадался, что перед ним отец погибшей девушки, хоть этот мужчина ни разу раньше в церкви у ксендза не был. Не разделял взглядов жены и дочери, но и не мешал им. Не глядя кинув Русину ключи, Стах подошел к мужчине.
Пожалуй, пользоваться столь бедственным положением ближнего для собственных целей – все-таки грех, хотя смотря какие цели. Охотнику не составило труда договориться с мужчиной, что все заботы, касающиеся подготовки к похоронам, прощания, самих похорон и поминальных служб он, как духовник, может взять на себя. В конце концов, несчастный не мог не волноваться прежде всего о своей жене, которая была еще жива, пусть и находилась в тяжелом состоянии.
Доставить тело после всех необходимых процедур в церковь тоже оказалось несложно. У специальной милиции везде были свои люди. Официально его привезут сюда только завтра, в ночь непосредственно перед службой и прощанием – мол, судебные дрязги, экспертизы, издержки… Конечно, рано или поздно это скорее всего дойдет до подполковника, но Вишневецкий надеялся, что предстоящая встреча Романова с князем города это отсрочит.
Ему же самому, в сущности, оставалось сделать не так уж и много. Слава Богу, отрезать покойнице голову никто не стал, ведь чтобы понять, стала она вампиром или нет, надо было держать голову отдельно от тела. А достать из груди аккуратно и незаметно вбитую деревяшку труда не составило. Станислав не знал, чего он хочет больше, и сам на себя досадовал за это. Чтобы опасения охотников не подтвердились, и девушка осталась мертвее мертвого? Или чтобы она все же поднялась? Тогда можно будет найти ту, которая сделала это с ней. Правда, в таком случае оставался один крайне большой и неприятный вопрос: что будет с душой бедной девушки?
***
Андрей Андреевич Новинский, князь города Москвы, вообще-то любил Россию. Любил настолько, что нашел в себе смелость преодолеть природную осторожность и после развала СССР вернуться на истерзанную кланом Бруджа родину одним из первых. Разумеется, любить в отчизне все без исключения глупо, да и просто нереально. Но уж за без малого три века общения с этой удивительной страной можно накопить изрядный запас смирения. Так что на свете существовало совсем немного вещей, способных вывести Андрея Андреевича из равновесия. Люди, как правило, к этим вещам не относились вовсе.
К примеру, сам по себе сидящий напротив него человек князя нисколько не раздражал. В конце концов, таких людей в России очень много, если не большинство. Тысячи их, неопрятных холостых мужчин, балансирующих на нижней кромке среднего класса. Наверняка еще и пьет. По идее, с такими вот типичными продажными приспособленцами должно быть удобнее всего. И Виктор Романов со своей стороны уж как только не старался, как только не заискивал, умело перемещаясь между двумя доступными его нехитрой натуре модусами – хама и холуя. Глава московских охотников очень хотел, чтобы князю города с ним было удобно.
Но Андрею Андреевичу удобно не было.
При общении вампира с наделенным больше всего выводит из себя непонимание. Как им все это удается? Новинский едва слышно вздохнул и окинул сидящего напротив человека тоскливым взором. Ну ничем, ничем он не выделяется на фоне миллионов своих сограждан. Левый ботинок князя наверняка стоил дороже всего, что было надето на главе центрального ОВД специальной полиции. Второй ботинок наверняка покрыл бы стоимость его, прости Господи, машины, а запонки и зажим для галстука – квартиры. Да еще и пьет наверняка, как пить дать пьет. Взятки берет, матом ругается, подвержен чуть ли не всем возможным штампам о русских людях. И умрет при каких-нибудь досадных обстоятельствах прежде, чем князь к нему привыкнет. Другие охотники, что характерно, в большинстве своем ничуть не лучше.
И все же Виктор Романов сидел перед ним, нервно посасывая коньяк, и князь был вынужден смириться с фактом: даже напрягая все свои силы он, прямо скажем, довольно могущественный вентру, не мог даже на мгновение залезть этому человеку в голову.
Почему так происходит? Как наделенные делают это? В чем секрет везения потертого подполковника? Почему львиная доля его оперативников вида абсолютно не внушительного раз за разом встает после ран, которых человек пережить не может? Почему слова молитв, давно ставших чем-то вроде формальностей, оживают силой их голосов? И самое неприятное – как распознать наделенного, если они ничем, ну вот решительно ничем от простых людей не отличаются? Выходит, охотником может быть кто угодно: представитель мелкого криминалитета с бритым затылком, интеллигент в толстых очках, немолодая дородная бухгалтерша, поп какой-нибудь заштатной церквушки…
Разумеется, ни о каком удобстве в присутствии предводителя таких людей речи и не шло.
Романов продолжать монотонно ныть и уговаривать. Новинский и так знал, о чем говорит подполковник, и потому мог с чистой совестью думать о другом.
Зачем далеко ходить за примерами, можно вернуться к данному конкретному сидящему рядом охотнику. Имея дело с наделенными, собратья явно что-то упускают. Целая пропасть лежит между этим подпевалой и тем человеком, который лично руководил самой масштабной за последнее время операцией по истреблению целой стаи Шабаша. Надо искать подвох, и тогда, возможно, загадка охотников будет разгадана, а неудобство – удалено.
- … Вы мне хоть зацепочку дайте, Андрей Андреевич. Хоть пару адресочков, где эту дамочку найти можно. Или, может, что о ней самой расскажете? – Тем временем Виктор Романов, наконец, закончил.
- Виктор Геннадьевич, дорогой мой. – Новинский включился в разговор идеально, будто бы все это время слушал охотника внимательнейшим образом. – Все, что мы могли Вам поведать, мы уже поведали. Я выкроил время для встречи с Вами исключительно из уважения, а так же в виду количества жертв сей дамы. Я полностью развязал вам руки, не возражая против любых силовых мер в отношениях преступницы. Чего же боле? Даже если Вы докажете, что бедную девочку вчера ночью выпил собрат, почему это непременно должна быть, как Вы выразились, Шамаханская Царица? То, что она напала на одного из Ваших людей в то же время, может оказаться и совпадением.
Подполковник Романов долго молчал, не спеша допивая коньяк. К удивлению Андрея Андреевича, новых уговоров не последовало. Вместо этого охотник поднялся из-за стола.
- Понял, Андрей Андреевич, там и запишем. Вы, значит, допускаете, что помимо бабы этой кто-то другой из Ваших мог человека сожрать. Эх, ладно, придется, видать, снова с проверками кочевряжиться. Терпеть их не могу, но что поделать. Доброй Вам ночи, Андрей Андреевич.
Вампир и человек пожали друг другу руки, после чего глава специальной милиции ушел, наконец, восвояси.
Больше всего в сложившейся ситуации князя раздражало даже не то, что этот никчемный, в общем-то, человек устроит массу неприятностей всем московским собратьям. Романов, похоже, сам не замечал, а вот от внимания Новинского никогда не укрывалось, как после каждого их рукопожатия Виктор машинально вытирает руку о штанину. В картине мира Андрея Андреевича таким, как он, положено презирать таких, как этот Романов. Но каждый раз после этого жеста выходило как-то наоборот.
***
Стах столкнулся с Ларисой у дверей ОВД.
- Чего не спится, служитель культа? – Спросила женщина с неистребимым ехидством, но не растягивая привычно гласные. Вторую ночь подряд. Плохой знак. – Мецгер домой уехал, Русин либо еще на задании, либо тоже дрыхнет уже.
- Да мне к начальству. – Вишневецкий сейчас как никогда походил на тех, за кем обычно охотился. Бледный, осунувшийся, под глазами и на скулах залегли тени. Лариса, впрочем, выглядела немногим лучше.
- Царь-батюшка гневаться изволит. То ли князь ему не угодил, то ли он князю. – Женщина переносила вес с одной ноги на другую и явно стремилась поскорей закончить разговор, а заодно и рабочую смену. – Все ОВД поднял, шерстим теперь упырей с особым остервенением и бюрократизмом. Константин смертной тенью там-сям шастает, дает гадам просраться. Не ходи короче, ты ему сейчас, как козе боян.
- Спасибо, Лорочка, но мне очень надо. – Стах повинно развел руками.
- Запомню тебя молодым и красивым. – Лариса пожала плечами и скрылась за углом, не сутулясь даже после такого ночного бдения. Охотник поймал себя на мысли, что никогда не видел, как их секретарша горбится.
ОВД пустовало, и только из кабинета Романова доносилась… музыка. Любимый всеми мужчинами позднесоветского и постсоветского пространства голос пел про человека, который не вышел ни званьем, ни ростом, но тем не менее ходил по канату на свой необычный манер. Дверь в кабинет была приоткрыта. Подполковник лежал на диване, но не спал. Стол начальства украшал привычный всем натюрморт из бутылки и рюмки, почему-то все еще полной. Когда Станислав вошел, Виктор приподнялся на локтях и окинул его недовольным взглядом.
- Чего надо?
- Девушка, которой горло перегрызли, сегодня из гроба встать пыталась. – Сказал Вишневецкий без обиняков. Как зуб вырвал.
Виктор Геннадьевич издал звук, похожий на стон даже не раненого, а умирающего лося, и сел.
- Как узнал и как к себе в церковь ее дотащил, догадываюсь, спрашивать не буду. Ну и что теперь? Упокоил?
- Нет. – Ксендз вдруг взял рюмку и выпил ее единым духом. – Как полночь пробило, пришла та, другая… певица. Ходила вокруг церкви, звала покойницу. Я не вышел, я молился, чтобы девочка на улицу не убежала.
- Она, надо понимать, не убежала.
- Да. Снова в гроб легла. А Шамаханская обещала сегодня еще раз прийти.
Начальник ОВД молчал очень долго. Закончилась песня про канатоходца, началась про охоту на двух белых лебедей. Романов сжал голову руками, издав еще один стон умирающего лося.
- Голова болит. – сказал он внезапно и невпопад. – Всегда как с князем покалякаю, жутко болит потом. Он, знаешь, пиздит и пиздит, пиздит и пиздит, сидит напротив весь такой вежливый, а на самом деле как будто башку мою в огромных плоскогубцах сжал и давит. Хер он туда пролезет, конечно, ага, десять раз. Короче, продавец народного опиума, – Подполковник встал с дивана, выключил магнитофон и стал надевать пиджак. – Ты сейчас стоишь без отпечатка моего ботинка на своем лице только потому, что из-за нарушенного тобой приказа у нас теперь доказательства железобетонные есть. Одна ночь, Вишневецкий, не больше, понял? Делай что хочешь – молись, постись, круги мелом вокруг гроба рисуй. Ребята поставят камеры внутри и снаружи, чтоб все видно было. Но когда тварь придет, выходи и заруби ее уже к чертям собачьим.
- Не могу, Витя. Тут другое. Тут ее злая воля против Божьей. – Станислав упрямо склонил голову.
- Да знаю я, итить твою налево! – Взорвался и заорал Романов. – Мог бы и промолчать и делать, что хочешь, тихой сапой, первый год в России что ли живешь. Хрен с ней, с шамаханской, поймаем стерву. Но к утру чтоб девушка эта больше никогда уже не мучилась, понял? Молитвы не помогут – возьмешь свою шашку и голову с плеч, я понятно говорю?
- Понятно. – Священник был по-прежнему мрачен, но морщины на его лице немного разгладились.
- Понятно… - Передразнил Романов. – Так точно! Выметайся, я запру тут все и дежурному на КПП ключи занесу.
***
За пять минут до Южного Бутово наконец пробило на злобную трясучку, аж зуб на зуб не попадал. Подполковника колотило от усталости и от ярости. А еще хотелось, чтобы у подъезда был специальный душ, как для аварийщиков из зон ядерной активности. Противно было заходить домой теми же ногами, которыми рядом с упырями стоял.
Отражение в треснутом зеркале заднего вида тоже не особо радовало.
Начальник специальной милиции Виктор Геннадьевич Романов очень хотел бы понять, какой он настоящий. Бравый слуга-царю-отец-солдатам – или то отвратное, которое сегодня с Новинским за столом сидело и мямлило. Хорошо, что до единственного человека, который мог ему на этот вопрос ответить, было рукой подать.
Лена открыла после первого же звонка в дверь, хотя спать до начала рабочего дня ей было как минимум еще часа два-три.
- Пацанов не разбудил?
Лена сонно улыбнулась, помотала головой.
- Вить, пошли к тебе. Кофейку сварю.
Ну, слава богу, значит, пока еще он, а не оно.
Витя потянулся, кряхтя от наслаждения, головная боль прошла, как будто ее и не было никогда.
- Ленк, а Ленк… Я как бы не за кофе-то пришел. – С видом самым что ни на есть злодейским Романов оттеснил соседку в сторону своей однушки.
***
С точки зрения здравого смысла это было плохо, глупо, неосторожно, да и попросту недопустимо. Для пользы дела было бы куда лучше притвориться, что принял вызов, а на самом деле подключить к делу Русина, и сцапать дамочку, как только та объявится. Да и несчастную покойницу тоже мучить не дело – тут и одного удара саблей хватит, а потом умельцы из ОВД, да тот же Мецгер, сделают так, что никто и не заметит. Но бывали в жизни пана Вишневецкого моменты, когда решал не он, а воля Божья, направляющая его руку.
Трижды не правы те, кто считает, будто это всегда легко и радостно. Человек слаб, грешен, полон сомнений, куда ему пытаться понять намерения Его. От того иногда и бывает страшно, тяжело, туда сунешься, сюда, но нет, словно бьют по рукам и указывают: нет, только так, как Надо, и никак иначе. Хочется плакать и повторять исступленно «да минует меня чаша сия», да разве есть на это время… Нет, никаких сегодня помощников, никаких соглядатаев, никакого звона сабель – только Воля Божья его руками и словами против злой воли хитрого и могущественного ожившего мертвеца. Их поединок за душу и покой несчастной девушки, которой жить бы и жить.
Как и в прошлую ночь, сначала появилась песня. Голосу дочери какофонии были нипочем стены. Красивая размеренная песня, слова не разобрать. Станиславу казалось, что поют по-польски, но уверен он не был. Голос перемещался – шамаханская ходила вокруг церкви. Внутрь ей не зайти нипочем, не настолько велика ее сила, поэтому злодейка звала свою жертву наружу.
Вишневецкий стоял спиной к закрытому гробу и читал отходную. Как и в прошлую ночь, первое время после полуночи все в церкви было тихо и спокойно, если, конечно, не считать песни. Но вскоре в нее вклинился еще один, не самый приятный, звук – царапали ногтями по крышке гроба. Сначала совсем слабо, как будто тот, кто находился внутри, не понимал, где очутился. Но с каждой секундой звук становился все сильнее, отчаяннее, и вот к нему уже добавились и стоны.
- Откройте… выпусти меня… мне душно, душно, дайте выйти!
Не дай вам Бог слышать, как говорит человек с начисто разорванным горлом. Голос то булькает, то сопровождается отвратительным свистом – это значит, что человек запрокинул голову. Вернее, уже не человек, конечно.
Происходящее отдаленно напоминает одну мерзкую традицию Шабаша: поставить несколько человек и закопать их под землю. Тех, кто на следующую ночь сумеет, дурея от желания выпить крови, откопаться, принимают в почетные ряды шабашитского пушечного мяса. Таких бедолаг называют лопатоголовыми. Шамаханская явно хочет того же: чтобы поставленная ею девушка вылезла из гроба, а затем и вышла из церкви, несмотря на молитвы ксендза. Тогда он потеряет ее навсегда.
- Нет уж, с-сука. – Процедил сквозь зубы Стах и, как ни странно, это не сбило его молитвы.
Крышка гроба тем временем отлетела в сторону, и покойница выпала из него, неловко перевалившись через край. Некоторое время она лежала лицом в пол, слепо шаря по нему руками, как будто глаза у нее были на ладонях. Слышно было только непонятное бормотание, разобрать его получилось, лишь когда девушка встала на колени.
- Где ты? Ты злой, ты мне делаешь больно! Отпусти к ней, а то убью! Хочу к ней!
Хуже, чем слышать голос человека с разорванным горлом – только слышать голос знакомого тебе человека с разорванным горлом. И не надо себя обманывать, мол, это уже не тот, кого ты знал. Увы, тот самый.
- Мне больно, мне плохо! Хочу на воздух, отпустите! Где ты, я тебя не вижу! Ууу, убью! – Несчастная то поднималась на ноги и делала несколько шагов, то снова падала и ползла. Наконец она подобралась совсем близко к священнику, но потом словно ударилась о невидимую стену и стала колотить руками по воздуху. Создавалось впечатление, что покойница разыгрывает жуткую пантомиму. Стах перестал смотреть в псалтирь, но молиться не перестал. Слова, может, и расходились теперь с написанным, зато шли от сердца. Или не от сердца, а много, много дальше и выше. И девушка постепенно затихала, исчезли судорожные припадочные движения, искаженное воплями лицо мертвеца снова стало человеческим, в глазах появилось узнавание. Она смотрела на охотника и тихо плакала.
- Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым.
- Бай да бай,
Поскорее помирай!
Помри скорее!
Буде хоронить веселее,
С села повезём
Да святых запоём,
Захороним, загребём,
Да с могилы прочь уйдём.
Песня снаружи стала громче. По телу девушки прошла крупная дрожь, и она резко отклонилась назад, так, словно ей в спину вонзили абордажный крюк и потянули. Теперь ей явно не хотелось идти на зов песни, морок спал, но сопротивляться зову бедняжка по-прежнему не могла.
- Помогите, отче! – Она цеплялась за все, что попадалось под руку, опрокинула гроб, подсвечник, потащила за собой лавку, но ничего не помогало, ноги по-прежнему делали шаг за шагов в сторону дверей.
- Спи, вороти -
Мне недосуг!
Сегодня усни
А завтра помри!
На погост повезут,
Вечну память пропоют,
К сырой земле предадут.
Створки распахнулись, и виден был только стоящий в дверном проеме женский силуэт. Песня стала еще громче, но теперь звучала странновато, так, словно певица из последних сил сдерживает торжествующий хохот. Шамаханская протянула было руки к девушке, их теперь разделяло метра два, не больше, но тут же их отдернула – ей по-прежнему было не под силу даже на миллиметр заступить порог.
Вишневецкий тоже повернулся к дверям. Его молитва теперь лишь отдаленно напоминала один из ветхозаветных псалмов, но, вне всякого сомнения, оставалась молитвой.
- Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои. Не буду петь, как она, буду вопить, кричать, и плевать, что в церкви – лишь бы Ты услышала. Ты же не любишь беззакония. У Тебя не водворится злой; нечестивые не пребудут пред очами Твоими: Ты ненавидишь всех, делающих беззаконие. Ты погубишь говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь. А в ее устах нет истины: сердце ее — пагуба, гортань ее — открытый гроб. Осуди ее, и да падет она от замыслов своих.
Ибо Ты благословляешь праведника; благоволением, как щитом, венчаешь его.
И тогда вампирша перестала петь, захлебнувшись отчаянным кашлем, как будто ей в глотку песка насыпали. Девушка сорвалась с места и побежала, подальше от дверей, пока наконец не вцепилась в Станислава, крепко сжав его в объятьях. Священник обнял ее в ответ, и вместе они рухнули на колени, как подкошенные.
- Всех не спасешь, шляхтич. – Шамаханская быстро пришла в себя, но угрозы ее ничего не стоили теперь, когда небо за ее спиной ощутимо посерело. Стах даже в ее сторону не посмотрел. Девушка в его руках сначала обмякла, а потом одеревенела. Охотник заглянул ей в лицо. Он обнимал труп, самое обычное мертвое тело. Да, с умиротворенным выражением на лице, но так со многими мертвецами бывает.
Не самое красивое чудо, если задумать, но все же чудо господне. Ксендз Станислав Вишневецкий – не библейский святой, чтобы воскрешать из мертвых. Зато сумел сделать так, чтобы эта несчастная хотя бы второй раз умерла. Не упокоилась, не уснула навеки с осиновым колом в сердце, не превратилась в жирный пепел под лучами солнца или от удара заговоренного оружия. А просто, тихо, по-человечески умерла. И душа ее теперь далеко-далеко, там, где до нее уж точно не дотянутся ни голоса, ни когтистые лапы и черные мысли этих тварей.
Хотелось по древнему обычаю рухнуть лицом вниз, раскинув крестом руки, и лежать так долго-долго. Да кто ж ему даст. Сила, направляющая его руку, строго наказала подняться и навести порядок. Но в голосе Ее сквозила гордость за верного Ее рыцаря.
Второе лирическое отступление. О пользе детей.
Лена от души наслаждалась тем, какой восхитительно обычной и размеренной стала ее жизнь в последнее время. Все, как у людей, лучше и не придумаешь. Никаких тебе больше пьяных семейных скандалов, судорожных сборов и хлопанья дверьми, а потом страха, что вот сегодня вечером это чмо снова придет и начнет попеременно то грозить, то клянчить деньги.
Нет, теперь все стало по-другому. Подъем в восемь утра, завтрак с мальчишками, без двадцати девять в школу уходят они, в девять – она на работу. До мебельной фабрики пешком, если не спешить, полчаса, как раз к началу рабочего дня успевает. А если на маршрутке, так и вовсе рукой подать. Рабочий день – строго до шести, задерживаться причин нет. Их кабинетно-архивно-бухгалтерский коллектив – сугубо женский, даже скорее бабский. И как же это Лене нравилось, кто бы знал! Ни тебе мужиков, ни молоденьких пигалиц, которые любят строить кислые лица во время бесконечных разговоров о детях, готовке и семейных дрязгах. Можно расслабиться, снять туфли и чаевничать через каждые полчаса.
После работы заглянуть в магазин, а дома тоже все просто: дети либо там есть, и можно поужинать втроем, либо на карате своем, и есть время своими делами заняться. С особым наслаждением Лена думала о том, что с недавнего времени под «своими делами» в основном подразумевался Витя. К вечеру он успевал выспаться после дежурства, и его можно было иногда вытащить в парк, или в кафешку какую, или даже в кино. Чаще они, правда, валялись на диване и смотрели телевизор, или она готовила ему ужин, ну и все такое прочее, солидным женщинам ее возраста, несомненно, приятное, но не орать же об этом на каждом углу.
Господи, как же она была благодарна своим спиногрызам за то, что они, заигравшись в очередную «войнушку», таки опрокинули громоздкий уродливый буфет, полный совкового хрусталя! Без этого крушения она бы, наверное, с Витей толком и не познакомилась бы.
Переехав в Бутово, Лена первое время вообще не пересекалась с соседом по лестничной клетке. Потом он однажды помог ей управиться с задвижкой мусоропровода. Сейчас смешно говорить, но тогда Лена, признаться честно, приняла его за местного алкаша. Треники эти ужасные, майка невнятная, небритая опухшая рожа… Когда бабушки на лавочке (с ними предусмотрительная Лена, разумеется, подружилась первым делом по прибытии на новую квартиру) рассказали, что он милиционер, женщина только хмыкнула скептически. А чего удивляться, какая страна, такая и милиция. Теперь-то ей, конечно, было стыдно перед Витей за такие мысли. Ну да, пьет. Она, знаете ли, тоже не трезвенница-язвенница, на фабричных днях рождения они с девчонками, бывало, пузырь водки только так раздавливали. А Витю она даже в запое ни разу не видела. И пьет не один, а с друзьями, приличными, между прочим, мужиками, коллегами. У одного мотоцикл дорогущий, сам такой весь из себя солидный, два других, сразу видно, люди интеллигентные, образованные. Сам Витя тоже не какой-нибудь там постовой, а из охраны режимных объектов, целый подполковник! Короче, таким людям можно и пить иногда, не чета ее бывшему.
А началось все действительно с рухнувшего буфета. Вернувшись с работы, Лена застала у себя дома картину живописную до ужаса: в гостиной Сережа и Леша пытались сгрести в кучу все, что осталось от злосчастного шкафа, ну и гору стекла заодно. За действом сурово наблюдал сосед, почему-то завернутый в старый клетчатый плед, что придавало ему отдаленное и спорное сходство с Мэлом Гибсоном из фильма «Храброе сердце». Как выяснилось позже, Витя спал сном праведника после дежурства, пока его не вырвал из грез адский грохот и не менее жуткий совместный вопль двух детских голосов. К счастью, завопили мальчишки не потому, что кто-то поранился или попал под буфет, а от ужаса, представив, как им влетит от мамы. Но Витя этого не знал, и потому выскочил в коридор, как был, в семейках, даже плед не выпустил.
- Елена Николаевна, Вы бы хоть научили мужиков своих, что нельзя чужим дверь открывать. На мне же не написано, что я милиционер, мало ли зачем странный дядька в трусах в квартиру ломится.
В общем, досталось Сереге с Лешкой в итоге и за хрусталь, и за несознательность. А Витя остался на чай и сосиски с тушеной капустой – надо же знакомиться, все-таки на одной лестничной клетке живут. Сначала сбегал переодеться, конечно, но Лене и плед не помешал заметить, что для алкаша у соседа слишком мускулистые руки, и живот совсем не дряблый.
Да, познакомились они, может, и не очень-то обычно, зато все остальное – как у людей, не хуже, но и не лучше. Как говорится, один раз замуж уже сходила, двое сыновей имеется – по всем фронтам отстрелялась. Можно, наконец, пожить, как хочется. И мороки никакой: зачем съезжаться с человеком из соседней квартиры? И о штампах с росписями в кои-то веки можно не думать, деньги можно тратить на вещи, куда полезнее, чем свадьба, да и кому она нужна, такая тетя лошадь, в белом платье посреди ЗАГСа.
Хотя Витьке, наверное, костюм пошел бы…
В ближайшем будущем ждите третьей главы, но не сразу, в кои-то веки есть много писуательских планов)))
Узнать, чем все началось, а так же саму суть вопроса, можно здесь:
last-optimist.diary.ru/p179261242.htm
Я даже призвал на помощь свои мэдскиллз и замутил в пайнте че-то вроде коллажа, чтоб вам, дорогие читатели, было легче, если что, представлять, чьей внешностью мы вдохновлялись, придумывая бравых охотников центрального ОВД.
Ну, поехали дальше, короче.
Глава вторая, мертвая панночка. С лирическим отступлением о пользе детей
Все это сильно напоминало сцену из какой-то советской комедии, вроде тех, что невероятно смешные, но ни фига не веселые. "Гараж", к примеру. Или, скорее, "Большая перемена" - помещение, чем-то отдаленно походило на вечернюю школу для рабочих, парты и неудобные стулья вместо нормальной, полагающейся взрослым мебели, да и то людей куда больше, чем стульев и столов, так что сидят кто где. Задействованы уже и пол, и подоконники, часть народа вообще стоит.
Если попросить постороннего охарактеризовать всех набившихся в комнату одним словом разом, это будет совсем не сложно. И словом этим станет "усталость". Усталые мужчины, усталые женщины. Наверное, среди них есть и довольно молодые люди, но сейчас у всех у них глаза такие, будто живут они на свете никак не меньше тридцать пяти лет, из них две трети - явно по окопам. Многие каждые несколько минут жадно посасывают минералку из бутылок, несколько человек тянут пиво, женщины сообразили себе кофе и теперь сами не рады этой бурде, морщатся, но что поделать.
В помещении душно, все явно не хотят сидеть здесь долго и потому, когда распахиваются дверь, облегченно выдыхают - пришел тот, кого люди и дожидались.
- Шаурма горячая! Самса с мясом! Хачапури с сыром! Куры-гриль в лаваше! Квас холодный! - Виктор Геннадьевич Романов приветствовал подчиненных не по уставу, но, если честно, он вообще не помнил, когда делал подобное в последний раз. Несмотря на высокую должность, начальник центрального ОВД всегда затаривался в ближайшей палатке со жратвой сам, не доверяя данное действо даже своей секретарше Ларисе. И поступал совершенно правильно. На перезрелую даму таджикских кровей у кассы двойной убойный эффект оказывали присущий большинству ее земляков страх перед человеком из милиции и присущий уже лично подполковнику шарм, лишающий воли всех без исключения женщин бальзаковского возраста. Романов высоко ценил и расспросы о жизни-здоровье, и бесплатные пластмассовые лоточки с острым соусом, и многие прочие скидки.
- Разбирай, народ. Подкрепим, силы не отрываясь от процесса.
Костя Русин взял сумки у начальства. Жест мог бы показаться услужливым, не будь он таким молниеносным. Так гепард, голодавший неделю, загоняет зебру и утаскивает добычу в логово. Во время рабочего процесса охотник часто забывал поесть, переходя на трехразовое питание - понедельник, среда, пятница.
Витя немного задержался в дверях, окинув "класс" отеческим взором. Человек пятьдесят уставших, не самых здоровых и не самых устроенных в жизни людей среднего возраста и еще более средней зарплаты. Три четверти его силового актива на всю Москву, не считая немногочисленных патрульных, которые остались работать, и ненаделенных, которые, несомненно, пользу приносят огромную, но скорее организационного толка.
Усталые, неимоверно усталые мужчины и женщины.
- Да потому что бухают все как синюги. - Острый взор Ларисы мгновенно подметил взгляд Романова. Сама Лариса, конечно, тоже не выглядела бодрой и выспавшейся, но была, как всегда, безупречно выглажена, причесана и накрашена.
Ответом женщине стал нестройный хор голосов, сводившийся к тому, что негоже людям пенять, когда сначала похороны боевых товарищей, потом поминки, переходящие в дежурства, а потом никто выспаться еще толком и не успел.
- Дай людям похмелиться, женщина-дятел. - Беззлобно отмахнулся Виктор Геннадьевич. И то верно, чего это он приуныл. Продерут глаза - станут как новенькие. - Эдуардыч, заводи шарманку.
- Кручу машину - показываю перву картину. - Гарик процитировал любимый многими старый мультфильм и включил проектор. Этот самый новенький проектор, а так же мощный нетбук на "учительской" кафедре резко выделялись на общем совковом фоне. И не мудрено – эта аппаратура была куплена лично Мецгером и привозилась из дома. А вот белый экран, наоборот, явно помнил и очаковых, и покоренье Крыма. Все ОВД активно спорили между собой, из какого же ДК милиции Виктор Геннадьевич в лихие девяностые скоммуниздил и экран, и кафедру, и многое другое. Подполковник предпочитал сохранять интригу.
- Даже не знаю, поздравлять ли нас со столь сомнительной обновой, и тем не менее неоспоримый факт: с дочерью какофонии наша специальная милиция сталкивается впервые за историю своего существования. – Начал тем временем Гарик Эдуардович. – Это подтверждают не только наши документы, но и, скажем так, мои источники.
Все прекрасно знали, что под «источниками» провидец подразумевает московских носферату, но зачем лишний раз озвучивать не самое приятное для слуха охотника слово, а то ведь недаром люди говорят: вспомнишь солнышко, вот и лучик.
- До восемнадцатого века о них вообще никто не слышал, а потом дамочки всплыли в Америке. – На экране сменяли друг друга немногочисленные фотографии, которые представляли скорее образовательную пользу. На лицо представительницы линии ничем не отличались от обычных женщин. - Есть предположение, что дочери – плод смешения линий Тори и Малков. Но это лишь предположение. Ровно так же возможен вариант с аномалией или с каким-нибудь самородком-выродком. А теперь, господа и дамы, я включу звуковой файл. Если в комнате есть люди, склонные к эпилептическим припадкам, а так же беременные женщины – настоятельно рекомендую им выйти на улицу и вернуться через пять минут. Считается, что опасен только живой звук голоса дочери, но у меня после многократного прослушивания пошла носом кровь. Так что лучше пере, чем недо.
Никто не встал и не вышел. Мецгер щелкнул левой кнопкой «мышки» и подкрутил колесико динамика. Заиграла знакомая многим песня французской певицы Эдит Пиаф. Но исполняла ее другая женщина. Исполняла красиво, мастерски, и в течение первой минуты охотники поглядывали друг на друга несколько недоуменно, не понимая, какого эффекта хочет добиться эксперт центрального ОВД. А потом кто-то сдавленно ахнул.
- Маринка, ты чего! Брось немедленно!
Крепко сбитая дама в джинсовом комбинезоне, оцепенев, уставилась на собственные пальцы, которые сжимали маникюрные ножницы и почти что донесли их до глазного яблока.
- Ну и шуточки у Вас, Гарик Эдуардович! Это же опасно! - Взбеленился другой оперативник. По всему «классу» прошла дрожь. То там, то тут люди отпускали перочинные ножики, ручки-паркеры, броши с острыми булавками. Костя ни за что не хватался, но в задумчивости разгрыз палец до крови. Стах встряхнул головой, как будто только что вышел из бассейна и пытался вытряхнуть воду из уха.
- Как ваты в голову напихали. Вообще песни не расслышал.
- Это тебе твой уши закрыл. – Невозмутимо пояснила Лариса. Она была в числе тех немногих, на кого песня не оказала вообще никакого эффекта. В кругу охотников лаконичным «твой» обычно называли ангелов-хранителей. Просто далеко не все верили, что это именно ангелы.
- Отставить панику. – Лениво рявкнул Романов, которого «песня» тоже вроде как не задела. – Я все видел с самого начала.
- Обратите внимание на то, что никто из нас не схватился за оружие, хотя многие при табельном. – Отметил Гарик. – Этой композицией со мной поделился коллега из Хорватии. Она призвана провоцировать суицид, причем такой, чтобы никто не заподозрил убийство. Смею предположить, что, услышав этакую диву в живую, человек сию минуту пойдет и добровольно упадет с крутой лестницы. Или провалится под лед. Или напорется на что-нибудь. Несчастные случаи.
- Что еще они могут? – Происходящее стало походить на семинар или лекцию в институте. Охотники доставали ручки, карандаши, записные книжки, особо продвинутые – планшеты и нетбуки.
- Пойдем от большого к малому. Дочери умеют чревовещать, мастерски подделывать голоса, вести сами с собой диалоги на два абсолютно разных голоса. Могут одновременно общаться с рядом стоящим и с человеком в соседней комнате. И оба услышат. Могут оставить «голосовое сообщение». Оно будет висеть в помещении, пока туда не войдет тот, для чьих ушей оно предназначено. Могут сделать так, чтобы их голос не слышал никто, кроме выбранной цели, где бы эта цель ни находилась. Как будто тебе звонят на мобильный, но ты обязан слушать. Как они умеют управлять эмоциями публики, вы только что убедились. Заметьте, это определенно Присутствие, а не внушение мыслей. Ведь никто из нас не подумал о суициде.
- Я шепот слышал какой-то. – Вставил реплику Костя.
- А мне показалось, что на фоне песне трек с аудионаркотиком прокручивают. – Добавил один из самых молодых оперативников.
В комнате нашлось немало тех, кто слышал не просто песню.
- Тот, кто умеет защищать свой разум, при определенном раскладе может распознать влияние дочери какофонии. К сожалению, у меня нет никакой экспериментальной базы. – Печально вздохнул Гарик. – Как показала первая встреча с нашей шамаханской царицей, в прямом контакте ее голос действует куда сильнее, чем на пленке. Но вернемся к нашим баранам, я еще на закончил. Все помнят, как тори впадают в ступор от чего-нибудь, по их мнению, красивого? Ну так вот, дочери, пока поют, могут любого в такое состояние вогнать.
Ну а на последок я припас самое красочное. – В голосе Мецгера зазвучало сладостное предвкушение. Он словно ждал, когда в комнате притушат свет и внесут торт со свечками. – Некоторые певцы могут брать такие высокие ноты, что бокалы лопаются. Дочери Какофонии могут такое же провернуть с вашими перепонками. Казалось бы, ну, контузия, и что такого? Не смертельно. А вот и нет. Прошу внимание на экран, господа и дамы. Такое происходило редко, но происходило. Исключать подобный вариант развития событий у нас, увы, нельзя, хоть он и мало вероятен.
«Класс» снова наполнился гулом голосов. Охотники – народ ко всяческим кровавым гадостям привычный. Никого не вырвало, и обмороков не воспоследовало. И все же, фотографии возымели свой эффект.
- Такое чувство, что человека взяли и прихлопнули гигантской мухобойкой. – Костя, как всегда, был наиболее прямолинеен. – Раздавили, как комара.
- Именно так, господа и дамы, выглядит человек, который лопнул, как бокал. – Торжественно произнес Гарик тоном фокусника. – Одно радует: на боевую группу гадина такое точно применить не сможет. Только на кого-то одного.
- Давайте ей Ларису подбросим, посмотрим, кто кого перевизжит. – С самым серьезным видом внес предложение Виктор Геннадьевич. Лариса многозначительно взвесила в руке железный подстаканник.
- Александр, продолжите, пожалуйста, а то у меня самса остывает. – милостиво произнес Гарик, уступая место у проектора младшему коллеге. Саша в миру был рядовым студентом-раздолбаем не самого престижного московского ВУЗа, любителем странной музыки, дредов на собственной голове и уличных ансамблей на Арбате. Но было и кое-что другое, выделяющее Сашу как среди ровесников, так и среди наделенных не то что Москвы и России – мира. Во всемирной паутине Саша, прикрываясь позывными одного известного персонажа компьютерных игр, смог наткнуться на цифровую твердыню, которая почиталась неприступной всеми, кто хоть что-то знает о камарилье и вампирах. На сервера носферату. И не только наткнуться, а проникнуть, разобраться и уйти пусть замеченным, но не разоблаченным. Разумеется, полученные знания навсегда переменили Сашу по прозвищу Мастер Чиф. Доподлинно неизвестно, был ли он первым охотником, с которым произошло подобное, но по крайней мере в России Александр являлся единственным провидцем, получившим наделение, как бы смешно это не звучало, по сети.
Разумеется, с его уровнем умений откопать информацию, приведшую в итоге к центральному ОВД, большого труда не составило. Подполковник Романов честно выслушал все пространные, изобилующие терминами и сленгом объяснения, ни хрена не понял и положился на Гарика, который провел мощную агиткампанию по принятию Саши в ряды московских охотников. В итоге самую большую пользу Александр приносил даже не в сфере серфинга по сети, а благодаря неформальному общению в интернете с кучей зарубежных коллег, молодых и не очень. Информация, которую он получал таким образом, не была заверена печатями и подписями, но пользу представляла несомненную.
Саша, более серьезный и собранный, чем обычно, сменил Гарика у проектора. Мецгер не замедлил потеснить пана Вишневецкого на подоконнике, все равно они его делили в отношении «один к трем».
- У всего того, что сейчас описал Гарик Эдуардович, среди забугорных охотников есть свое название – мельпомения. Ну, в честь какой-то там музы.
- Какой-то там… - сердито цыкнул Костя. – Муза трагедии. Дочь Зевса и Мнемозины, богини памяти. А с дочерьми Какофонии ее связали скорее всего потому, что в античной мифологии Мельпомена является матерью сирен.
- Охренеть как нам это полезно. – Не оценил интеллектуальной ремарки Виктор Геннадьевич. – Саня, продолжай.
- За бугром с дочерьми главная проблема в том, что про них никто толком так ничего и не знает. Сами, в общем-то, виноваты. Дамочки долго не высовывались вообще, вот к ним и относились, как к певчим канарейкам. А вопросы есть. Например, почему среди них нет мужиков? Раньше были, факт. А потом все куда-то сплыли. Сейчас из США пишут, что у них там дочерей стало больше, и вообще линия сильнее становится. Может, потому и до нас одна добралась. Это я к тому, что если раньше мало кто их них умел голосом бить людей, как фужеры, и склонять толпу к суициду, то теперь, увы, вероятность минимум пятьдесят на пятьдесят. Насколько я знаю, с вентру и тори мы на тему дочерей уже связывались, и все без толку. Давайте с малками попробуем. Они могут что-то знать.
- Они даже если знают, скажут так, что хер проссышь. – У Романова сделалось такое лицо, будто внезапно заныл зубной нерв. Переговоры с упырями, как правило, подразумевали его непосредственное в них участие. Особенно с малками. Твердая психика бравого главы ОВД была им явно не под силу. – Но попытка, конечно, не пытка.
- Кстати, касательно всех этих межвампирских замут. – Продолжил Саша. – Может возникнуть проблема, потому что официально дочери ни к Камарилье, ни к Шабашу не принадлежат. Хотя коллеги из-за моря пишут, что Шабаш наши певички все-таки не особо жалуют.
- Есть варианты, где наша шамаханская может прятаться днем? – Оперативников, как всегда, больше интересовала практическая сторона вопроса.
- К сожалению, здесь как раз тот случай, что где угодно. Скорее всего, не при каком-то из элизиумов, а отдельно. Но это все, что я могу сказать. Дальше полное многообразие вариантов. Не знаю, сработает ли, но есть еще такая тема, мне из Франции написали, правда, это только слухи и домыслы, хрен знает, правда или нет. Типа на них музыка влияет, как на тореадоров всякое красивое.
- Отлично, будем глушить содержимым магнитолы Виктора Геннадьевича. – Доверительно поделился Гарик якобы со Стахом, но, разумеется, услышали все, и не преминули заржать.
- Разговорчики. – При желании Романов отлично умел призвать к тишине, не повышая голоса. – Веселиться будем, когда придавим гадюку. Достоверно мы знаем только то, что громкая музыка ее способности вырубает. От этого отталкиваться и будем.
- Одно хорошо. – Подытожил Гарик, дожевывая самсу. – Дочерей Какофонии в мире очень мало. Я ставлю на то, что она здесь одна. По крайней мере, слова допрошенных вампиров это подтверждают. Пан Станислав, ну что Вы ерзаете, как будто к подоконнику ток провели?
Вишневецкий и правда последнюю четверть часа вел себя тревожно. На контрасте с его обычной солидностью это было особенно заметно. Ксендз то оглядывался, то прислушивался, то тер пальцами переносицу, хотя никаких причин для беспокойства, вроде бы не было.
Виктор Геннадьевич Романов первым продемонстрировал истинно судейскую проницательность.
- Что, охота?
- Похоже, да, она родимая. – Станислав встал и начал пробираться к двери. Ни у кого на лице не читалось удивления. Каждому наделенному, кому в большей, кому в меньшей степени, доводилось испытывать это чувство: когда ночь беззвучно зовет тебя охотиться. В их кругах было не принято плевать на интуицию и шестое чувство, особенно если речь шла о защитниках. Они, прямо как в мире дикой природы, являлись хищниками в основном территориальными, и часто подсознательно ощущали, если где-то что неладно.
С молчаливым вопросом в глазах стал подниматься и Русин, но Вишневецкий остановил его жестом руки. Застыв в дверях, Стах снова словно к чему-то прислушался.
- Сегодня только моя охота. Звоните, если нужен буду.
Романов проводил священника взглядом, но пауза длилась недолго.
- Пан Вишневецкий знает, что делает. Продолжаем разговор и переходим к планированию операции.
***
Поездка по пустынным ночным улицам, прилежащим к церкви, ничего не дала. Раздосадованный Станислав спешился и еще некоторое время бесцельно сновал по дворам и переулкам. Да что же это такое? Сидя в ОВД, он был уверен, что охота зовет его именно в родной приход. Иногда бывало иначе, иногда он мог исколесить всю Москву на пути к цели, следуя зову. Но не теперь. Что-то произойдет здесь и сейчас, совсем скоро. Или происходит. Или уже произошло. По крайней мере, предвкушение охоты уже не будоражило кровь. Осталась одна муторная тоска, до ужаса неприятная всем деятельным натурам, к которым, несомненно, принадлежал и Вишневецкий.
Но нельзя же, в конце концов, бесконечно слоняться по ночным улицам. Звонков из ОВД не поступало, значит, и ехать туда без надобности. Лучше вернуться домой и поспать, если получится – дневных мирных трудов никто не отменял. Станислав вернулся к мотоциклу и тронулся в сторону церкви и своей квартиры. Настроение испортилось окончательно, не получалось даже толком помолиться себе поднос о благополучии друзей, близких и прихожан, все время что-то отвлекало. Как навязчивая мелодия из соседского радио, негромкая, но приставучая до ужаса…
Мелодия. Навязчивая музыка.
Стах выпрямился, будто кол проглотил. Словно кто-то дал ему ощутимый подзатыльник, и в голове мгновенно прояснилось. Еще секунду назад он не ощущал ничего, кроме приступа хандры и упадка сил, но теперь чувствовал явственно и не понимал, как вообще мог не заметить: за его спиной на мотоцикле сидел кто-то еще. И этот кто-то, судя по всему, не знал, что охотник его заметил. Не желая раскрываться, Вишневецкий немного поерзал в седле, как будто спина затекла, и снова принял более расслабленную позу. Тряхнул головой, опустил взгляд… и приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Его обнимала женская рука. Красивая, белая, с изящным маникюром. Длинный рукав стильной деловой блузки. Вот только справа в воздухе трепыхался пустой второй рукав, а под мышку упиралась культя. Еще бы, после удара Русинской катаны новая ни по чем не отрастет.
Больше медлить смысла не было. Он как ни в чем не бывало остановил мотоцикл. Дом и правда был уже близко. Лишь бы получилось. Лишь бы жест выглядел естественным.
Получилось.
Приложив все силы, Станислав сжал ее запястье и резко дернул. Вторая рука отпустила руль, рванула из ножен саблю. Охотник с яростью швырнул «попутчицу» на землю и встал рядом. Рука, которую он не собирался отпускать, выгнулась под неестественным углом. Священник занес саблю для удара, но тут вампирша подняла голову, и клинок застыл в воздухе. Она что-то напевно говорила, и даже, вроде бы, на хорошем польском. Но это было совсем неважно. Важнее было ее лицо. Оно необъяснимо, невероятно, неуловимо походило на то самое, единственное, неописуемое, которое Стах видел иногда во сне, или в чистом высоком небе, да и много где еще.
Ему казалось, что он простоял так целую вечность, прежде чем к одному напеву добавился второй. И на этот раз никаких сомнений быть не могло. Именно этот, второй голос был голосом его становления и его охоты. Голосом Той, Чьим рыцарем он поклялся быть до конца своих дней. Голосом Той, Чье лицо так кощунственно попыталась украсть тварь, над которой он занес саблю. По началу второй напев был толком и не слышен, но постепенно он вливался в упыриную песню, как чистый родник в болото. Могло показаться, что он вот-вот исчезнет, растворится, иссякнет. И все-таки с каждой минутой напев становился все сильнее, громче, пока наконец полностью не перекрыл первый. В тот же миг злое колдовство рассеялось, и красивая маска сползла с шамаханской царицы, делая ее тем, чем она уже давно и являлась – уродливым несвежим трупом.
- У, ведьма! – В сердцах рыкнул Станислав и опустил саблю. Жаль, что и гадина не теряла времени зря, извернувшись, она уклонилась от удара. Хрустнула и сломалась рука, Вишневецкий так ее и не выпустил. Вампирша больше не пела. Вместо этого она набрала побольше воздуха в легкие и оглушительно завопила. Лишь благодаря Провидению охотник тоже сумел избежать неминуемой гибели. Руку, разумеется, пришлось выпустить. Левое ухо перестало слышать, по шее мгновенно потекло мокрое и горячее. Где-то за его спиной со звоном лопнул уличный фонарь. Скосив глаза, Стах увидел, что с плеча и шеи словно срезало «черепаху» и одежду. Кожу ободрало, но и только. А вот уклонись он на секунду позже… Вишневецкий машинально дотронулся рукой до оглохшего уха, уже догадываясь, что мочки там он не найдет.
Нападать снова тварь не собиралась. Видать, это вопль стоил ей больших сил. Припав к земле и окончательно перестав походить на человека, вампирша только прошелестела, по-прежнему на весьма недурном польском, так говорила бы на нем, к примеру, француженка:
- Еще свидимся, шляхтич. Жди с утра подарочек.
Она скрылась с присущей многим ее собратьям скоростью, испарилась, можно сказать. Станислав мог бы броситься в погоню, но в этот самый момент зазвонил мобильный телефон, и что-то подсказывало ксендзу, что это сейчас важнее.
- Вишневецкий, что там у тебя происходит? – Звонила Лариса. Она не растягивала ехидно звуки, и это как нельзя лучше говорило о том, что произошло нечто плохое.
- Да вот, шамаханская царица наведалась. А вы откуда знаете? – Стах привык ничему не удивляться на этой работе.
- Мы и не знали. Звонили наши человеческие коллеги с ближайшего к тебе участка. У них там мокруха, ну, специфическая. Им в таком случае по регламенту положено нам звонить. Ты туда сейчас сам не иди, мы из местных охотников наряд отправили, а то мало ли, вдруг кто из твоих прихожан. Имя-фамилию с адресом сейчас эсемеской кину. Шамаханская, говоришь… - Лариса заговорила с кем-то по ту сторону трубки, и в ее голосе снова появились привычные длинноты. – Витяяяя, забудь про сны и Бутово. Шамаханская на пана ксендза запала, выезжай.
Даже через динамик мобильного Станислав отлично слышал все, что по этому поводу думает Романов, и был с ним абсолютно солидарен. Обскакала, бесова дочь!
***
Со стороны Виктор Геннадьевич и Костя выглядели как глубоко погруженные в себя молящиеся люди. Оба сидели на лавке, упершись локтями в специально предназначенную полочку, уткнувшись лбами в сложенные ладони. Правда, Русин вскоре стал больше походить на школьника, заснувшего прямо на парте, а подполковник начал похрапывать. Гарика они с собой не взяли, провидцы и так, считай, не спали несколько ночей к ряду, а здесь со всем мог справиться и местный эксперт.
Милицию вызвала одна из живущих в соседних с церковью домах семья, сами не прихожане Вишневецкого, но соседи одной католички. Ее взрослая дочь, журналистка ежедневной газеты, раз в неделю всегда приходила домой под утро – была ее очередь дежурить до выхода номера в печать. Возвращалась она, понятное дело, на такси. Мать в это время обычно спала. Но сегодня проснулась затемно – видимо, потому что сквозь сон так и не услышала знакомого звука открывающейся двери и дочкиной предутренней возни в квартире. Разумеется, сразу позвонила. И услышала, как во внешнем коридоре играет мелодия дочкиного телефона.
Тело лежало прямо под дверью, причем его явно откуда-то притащили, потому что, несмотря на жуткую рану на шее, крови на полу почти что и не было. Мать, разумеется, в крик. Повыбегавшим соседям пришлось звонить и в милицию, и в скорую – у женщины случился сердечный приступ. А там уж и до специальной милиции дошло. Разорванное в клочья горло – один из самых распространенных способов скрыть вампирский укус. Конечно, бывают и просто совпадения. Но есть и другие признаки – например, вся ли кровь исчезла из тела человека. Впрочем, в данном случае уже одно наличие шамаханской указывало на то, что никакое это на хрен не совпадение.
- Езжайте домой. Чем вы тут сейчас можете пригодиться? – Станислав, разумеется, не ложился. Родственники погибшей пока не приходили, были дела и поважнее, но все с утра пораньше рассказали прихожане, среди которых были соседи по двору и подъезду. На фоне случившейся трагедии никто толком и не спросил про пластырь на ухе, от остальных же Вишневецкий отговаривался какими-то глупостями, каждый раз разными.
- Ну, хозяин барин. – Быстро согласился встрепенувшийся Романов. – Мне уж точно надо выспаться. Ни шагу без моего приказа теперь, Стах, я без шуточек говорю. Закопаю. С кем надо я связался, а то есть риск, что покойница ночью встать попытается, кровь-то всю высосали, а от тела сразу не избавишься – родственники все же, да и мне пригодится, кхм, вещдок. Там разберутся, голову, ну или кол забьют… не берите в голову, короче.
Уходил подполковник угрюмым, но при этом чувствовалось в его словах и взглядах некое злорадство. И дело тут было не в душевной черствости. Убитый и выпитый досуха человек – это уже отличный инструмент, чтобы шантажировать камарилью. А уж если ты знаешь, что это сделал вампир, которого принимал у себя князь, сия большая шишка уж точно не отделается от рандеву. Перед такой встречей действительно стоит выспаться.
Но ксендз все равно не сдержался, скрипнул вслед Виктору зубами. Русин проснулся, но уходить не спешил.
- Не злись на него. У Геннадьича свои заботы. – Костя снял очки, дыхнул на стекла, протер рукавом пиджака и многозначительно добавил. – А у нас свои. Я сегодня у тебя переночую, к вентру меня все равно не возьмут.
- Только при условии, что ты и правда ляжешь там спать. – Станислав собрался дать Косте ключи, но его отвлекло чье-то покашливание. У самых дверей мялся пожилой человек крайне потерянного вида. Вишневецкий сразу догадался, что перед ним отец погибшей девушки, хоть этот мужчина ни разу раньше в церкви у ксендза не был. Не разделял взглядов жены и дочери, но и не мешал им. Не глядя кинув Русину ключи, Стах подошел к мужчине.
Пожалуй, пользоваться столь бедственным положением ближнего для собственных целей – все-таки грех, хотя смотря какие цели. Охотнику не составило труда договориться с мужчиной, что все заботы, касающиеся подготовки к похоронам, прощания, самих похорон и поминальных служб он, как духовник, может взять на себя. В конце концов, несчастный не мог не волноваться прежде всего о своей жене, которая была еще жива, пусть и находилась в тяжелом состоянии.
Доставить тело после всех необходимых процедур в церковь тоже оказалось несложно. У специальной милиции везде были свои люди. Официально его привезут сюда только завтра, в ночь непосредственно перед службой и прощанием – мол, судебные дрязги, экспертизы, издержки… Конечно, рано или поздно это скорее всего дойдет до подполковника, но Вишневецкий надеялся, что предстоящая встреча Романова с князем города это отсрочит.
Ему же самому, в сущности, оставалось сделать не так уж и много. Слава Богу, отрезать покойнице голову никто не стал, ведь чтобы понять, стала она вампиром или нет, надо было держать голову отдельно от тела. А достать из груди аккуратно и незаметно вбитую деревяшку труда не составило. Станислав не знал, чего он хочет больше, и сам на себя досадовал за это. Чтобы опасения охотников не подтвердились, и девушка осталась мертвее мертвого? Или чтобы она все же поднялась? Тогда можно будет найти ту, которая сделала это с ней. Правда, в таком случае оставался один крайне большой и неприятный вопрос: что будет с душой бедной девушки?
***
Андрей Андреевич Новинский, князь города Москвы, вообще-то любил Россию. Любил настолько, что нашел в себе смелость преодолеть природную осторожность и после развала СССР вернуться на истерзанную кланом Бруджа родину одним из первых. Разумеется, любить в отчизне все без исключения глупо, да и просто нереально. Но уж за без малого три века общения с этой удивительной страной можно накопить изрядный запас смирения. Так что на свете существовало совсем немного вещей, способных вывести Андрея Андреевича из равновесия. Люди, как правило, к этим вещам не относились вовсе.
К примеру, сам по себе сидящий напротив него человек князя нисколько не раздражал. В конце концов, таких людей в России очень много, если не большинство. Тысячи их, неопрятных холостых мужчин, балансирующих на нижней кромке среднего класса. Наверняка еще и пьет. По идее, с такими вот типичными продажными приспособленцами должно быть удобнее всего. И Виктор Романов со своей стороны уж как только не старался, как только не заискивал, умело перемещаясь между двумя доступными его нехитрой натуре модусами – хама и холуя. Глава московских охотников очень хотел, чтобы князю города с ним было удобно.
Но Андрею Андреевичу удобно не было.
При общении вампира с наделенным больше всего выводит из себя непонимание. Как им все это удается? Новинский едва слышно вздохнул и окинул сидящего напротив человека тоскливым взором. Ну ничем, ничем он не выделяется на фоне миллионов своих сограждан. Левый ботинок князя наверняка стоил дороже всего, что было надето на главе центрального ОВД специальной полиции. Второй ботинок наверняка покрыл бы стоимость его, прости Господи, машины, а запонки и зажим для галстука – квартиры. Да еще и пьет наверняка, как пить дать пьет. Взятки берет, матом ругается, подвержен чуть ли не всем возможным штампам о русских людях. И умрет при каких-нибудь досадных обстоятельствах прежде, чем князь к нему привыкнет. Другие охотники, что характерно, в большинстве своем ничуть не лучше.
И все же Виктор Романов сидел перед ним, нервно посасывая коньяк, и князь был вынужден смириться с фактом: даже напрягая все свои силы он, прямо скажем, довольно могущественный вентру, не мог даже на мгновение залезть этому человеку в голову.
Почему так происходит? Как наделенные делают это? В чем секрет везения потертого подполковника? Почему львиная доля его оперативников вида абсолютно не внушительного раз за разом встает после ран, которых человек пережить не может? Почему слова молитв, давно ставших чем-то вроде формальностей, оживают силой их голосов? И самое неприятное – как распознать наделенного, если они ничем, ну вот решительно ничем от простых людей не отличаются? Выходит, охотником может быть кто угодно: представитель мелкого криминалитета с бритым затылком, интеллигент в толстых очках, немолодая дородная бухгалтерша, поп какой-нибудь заштатной церквушки…
Разумеется, ни о каком удобстве в присутствии предводителя таких людей речи и не шло.
Романов продолжать монотонно ныть и уговаривать. Новинский и так знал, о чем говорит подполковник, и потому мог с чистой совестью думать о другом.
Зачем далеко ходить за примерами, можно вернуться к данному конкретному сидящему рядом охотнику. Имея дело с наделенными, собратья явно что-то упускают. Целая пропасть лежит между этим подпевалой и тем человеком, который лично руководил самой масштабной за последнее время операцией по истреблению целой стаи Шабаша. Надо искать подвох, и тогда, возможно, загадка охотников будет разгадана, а неудобство – удалено.
- … Вы мне хоть зацепочку дайте, Андрей Андреевич. Хоть пару адресочков, где эту дамочку найти можно. Или, может, что о ней самой расскажете? – Тем временем Виктор Романов, наконец, закончил.
- Виктор Геннадьевич, дорогой мой. – Новинский включился в разговор идеально, будто бы все это время слушал охотника внимательнейшим образом. – Все, что мы могли Вам поведать, мы уже поведали. Я выкроил время для встречи с Вами исключительно из уважения, а так же в виду количества жертв сей дамы. Я полностью развязал вам руки, не возражая против любых силовых мер в отношениях преступницы. Чего же боле? Даже если Вы докажете, что бедную девочку вчера ночью выпил собрат, почему это непременно должна быть, как Вы выразились, Шамаханская Царица? То, что она напала на одного из Ваших людей в то же время, может оказаться и совпадением.
Подполковник Романов долго молчал, не спеша допивая коньяк. К удивлению Андрея Андреевича, новых уговоров не последовало. Вместо этого охотник поднялся из-за стола.
- Понял, Андрей Андреевич, там и запишем. Вы, значит, допускаете, что помимо бабы этой кто-то другой из Ваших мог человека сожрать. Эх, ладно, придется, видать, снова с проверками кочевряжиться. Терпеть их не могу, но что поделать. Доброй Вам ночи, Андрей Андреевич.
Вампир и человек пожали друг другу руки, после чего глава специальной милиции ушел, наконец, восвояси.
Больше всего в сложившейся ситуации князя раздражало даже не то, что этот никчемный, в общем-то, человек устроит массу неприятностей всем московским собратьям. Романов, похоже, сам не замечал, а вот от внимания Новинского никогда не укрывалось, как после каждого их рукопожатия Виктор машинально вытирает руку о штанину. В картине мира Андрея Андреевича таким, как он, положено презирать таких, как этот Романов. Но каждый раз после этого жеста выходило как-то наоборот.
***
Стах столкнулся с Ларисой у дверей ОВД.
- Чего не спится, служитель культа? – Спросила женщина с неистребимым ехидством, но не растягивая привычно гласные. Вторую ночь подряд. Плохой знак. – Мецгер домой уехал, Русин либо еще на задании, либо тоже дрыхнет уже.
- Да мне к начальству. – Вишневецкий сейчас как никогда походил на тех, за кем обычно охотился. Бледный, осунувшийся, под глазами и на скулах залегли тени. Лариса, впрочем, выглядела немногим лучше.
- Царь-батюшка гневаться изволит. То ли князь ему не угодил, то ли он князю. – Женщина переносила вес с одной ноги на другую и явно стремилась поскорей закончить разговор, а заодно и рабочую смену. – Все ОВД поднял, шерстим теперь упырей с особым остервенением и бюрократизмом. Константин смертной тенью там-сям шастает, дает гадам просраться. Не ходи короче, ты ему сейчас, как козе боян.
- Спасибо, Лорочка, но мне очень надо. – Стах повинно развел руками.
- Запомню тебя молодым и красивым. – Лариса пожала плечами и скрылась за углом, не сутулясь даже после такого ночного бдения. Охотник поймал себя на мысли, что никогда не видел, как их секретарша горбится.
ОВД пустовало, и только из кабинета Романова доносилась… музыка. Любимый всеми мужчинами позднесоветского и постсоветского пространства голос пел про человека, который не вышел ни званьем, ни ростом, но тем не менее ходил по канату на свой необычный манер. Дверь в кабинет была приоткрыта. Подполковник лежал на диване, но не спал. Стол начальства украшал привычный всем натюрморт из бутылки и рюмки, почему-то все еще полной. Когда Станислав вошел, Виктор приподнялся на локтях и окинул его недовольным взглядом.
- Чего надо?
- Девушка, которой горло перегрызли, сегодня из гроба встать пыталась. – Сказал Вишневецкий без обиняков. Как зуб вырвал.
Виктор Геннадьевич издал звук, похожий на стон даже не раненого, а умирающего лося, и сел.
- Как узнал и как к себе в церковь ее дотащил, догадываюсь, спрашивать не буду. Ну и что теперь? Упокоил?
- Нет. – Ксендз вдруг взял рюмку и выпил ее единым духом. – Как полночь пробило, пришла та, другая… певица. Ходила вокруг церкви, звала покойницу. Я не вышел, я молился, чтобы девочка на улицу не убежала.
- Она, надо понимать, не убежала.
- Да. Снова в гроб легла. А Шамаханская обещала сегодня еще раз прийти.
Начальник ОВД молчал очень долго. Закончилась песня про канатоходца, началась про охоту на двух белых лебедей. Романов сжал голову руками, издав еще один стон умирающего лося.
- Голова болит. – сказал он внезапно и невпопад. – Всегда как с князем покалякаю, жутко болит потом. Он, знаешь, пиздит и пиздит, пиздит и пиздит, сидит напротив весь такой вежливый, а на самом деле как будто башку мою в огромных плоскогубцах сжал и давит. Хер он туда пролезет, конечно, ага, десять раз. Короче, продавец народного опиума, – Подполковник встал с дивана, выключил магнитофон и стал надевать пиджак. – Ты сейчас стоишь без отпечатка моего ботинка на своем лице только потому, что из-за нарушенного тобой приказа у нас теперь доказательства железобетонные есть. Одна ночь, Вишневецкий, не больше, понял? Делай что хочешь – молись, постись, круги мелом вокруг гроба рисуй. Ребята поставят камеры внутри и снаружи, чтоб все видно было. Но когда тварь придет, выходи и заруби ее уже к чертям собачьим.
- Не могу, Витя. Тут другое. Тут ее злая воля против Божьей. – Станислав упрямо склонил голову.
- Да знаю я, итить твою налево! – Взорвался и заорал Романов. – Мог бы и промолчать и делать, что хочешь, тихой сапой, первый год в России что ли живешь. Хрен с ней, с шамаханской, поймаем стерву. Но к утру чтоб девушка эта больше никогда уже не мучилась, понял? Молитвы не помогут – возьмешь свою шашку и голову с плеч, я понятно говорю?
- Понятно. – Священник был по-прежнему мрачен, но морщины на его лице немного разгладились.
- Понятно… - Передразнил Романов. – Так точно! Выметайся, я запру тут все и дежурному на КПП ключи занесу.
***
За пять минут до Южного Бутово наконец пробило на злобную трясучку, аж зуб на зуб не попадал. Подполковника колотило от усталости и от ярости. А еще хотелось, чтобы у подъезда был специальный душ, как для аварийщиков из зон ядерной активности. Противно было заходить домой теми же ногами, которыми рядом с упырями стоял.
Отражение в треснутом зеркале заднего вида тоже не особо радовало.
Начальник специальной милиции Виктор Геннадьевич Романов очень хотел бы понять, какой он настоящий. Бравый слуга-царю-отец-солдатам – или то отвратное, которое сегодня с Новинским за столом сидело и мямлило. Хорошо, что до единственного человека, который мог ему на этот вопрос ответить, было рукой подать.
Лена открыла после первого же звонка в дверь, хотя спать до начала рабочего дня ей было как минимум еще часа два-три.
- Пацанов не разбудил?
Лена сонно улыбнулась, помотала головой.
- Вить, пошли к тебе. Кофейку сварю.
Ну, слава богу, значит, пока еще он, а не оно.
Витя потянулся, кряхтя от наслаждения, головная боль прошла, как будто ее и не было никогда.
- Ленк, а Ленк… Я как бы не за кофе-то пришел. – С видом самым что ни на есть злодейским Романов оттеснил соседку в сторону своей однушки.
***
С точки зрения здравого смысла это было плохо, глупо, неосторожно, да и попросту недопустимо. Для пользы дела было бы куда лучше притвориться, что принял вызов, а на самом деле подключить к делу Русина, и сцапать дамочку, как только та объявится. Да и несчастную покойницу тоже мучить не дело – тут и одного удара саблей хватит, а потом умельцы из ОВД, да тот же Мецгер, сделают так, что никто и не заметит. Но бывали в жизни пана Вишневецкого моменты, когда решал не он, а воля Божья, направляющая его руку.
Трижды не правы те, кто считает, будто это всегда легко и радостно. Человек слаб, грешен, полон сомнений, куда ему пытаться понять намерения Его. От того иногда и бывает страшно, тяжело, туда сунешься, сюда, но нет, словно бьют по рукам и указывают: нет, только так, как Надо, и никак иначе. Хочется плакать и повторять исступленно «да минует меня чаша сия», да разве есть на это время… Нет, никаких сегодня помощников, никаких соглядатаев, никакого звона сабель – только Воля Божья его руками и словами против злой воли хитрого и могущественного ожившего мертвеца. Их поединок за душу и покой несчастной девушки, которой жить бы и жить.
Как и в прошлую ночь, сначала появилась песня. Голосу дочери какофонии были нипочем стены. Красивая размеренная песня, слова не разобрать. Станиславу казалось, что поют по-польски, но уверен он не был. Голос перемещался – шамаханская ходила вокруг церкви. Внутрь ей не зайти нипочем, не настолько велика ее сила, поэтому злодейка звала свою жертву наружу.
Вишневецкий стоял спиной к закрытому гробу и читал отходную. Как и в прошлую ночь, первое время после полуночи все в церкви было тихо и спокойно, если, конечно, не считать песни. Но вскоре в нее вклинился еще один, не самый приятный, звук – царапали ногтями по крышке гроба. Сначала совсем слабо, как будто тот, кто находился внутри, не понимал, где очутился. Но с каждой секундой звук становился все сильнее, отчаяннее, и вот к нему уже добавились и стоны.
- Откройте… выпусти меня… мне душно, душно, дайте выйти!
Не дай вам Бог слышать, как говорит человек с начисто разорванным горлом. Голос то булькает, то сопровождается отвратительным свистом – это значит, что человек запрокинул голову. Вернее, уже не человек, конечно.
Происходящее отдаленно напоминает одну мерзкую традицию Шабаша: поставить несколько человек и закопать их под землю. Тех, кто на следующую ночь сумеет, дурея от желания выпить крови, откопаться, принимают в почетные ряды шабашитского пушечного мяса. Таких бедолаг называют лопатоголовыми. Шамаханская явно хочет того же: чтобы поставленная ею девушка вылезла из гроба, а затем и вышла из церкви, несмотря на молитвы ксендза. Тогда он потеряет ее навсегда.
- Нет уж, с-сука. – Процедил сквозь зубы Стах и, как ни странно, это не сбило его молитвы.
Крышка гроба тем временем отлетела в сторону, и покойница выпала из него, неловко перевалившись через край. Некоторое время она лежала лицом в пол, слепо шаря по нему руками, как будто глаза у нее были на ладонях. Слышно было только непонятное бормотание, разобрать его получилось, лишь когда девушка встала на колени.
- Где ты? Ты злой, ты мне делаешь больно! Отпусти к ней, а то убью! Хочу к ней!
Хуже, чем слышать голос человека с разорванным горлом – только слышать голос знакомого тебе человека с разорванным горлом. И не надо себя обманывать, мол, это уже не тот, кого ты знал. Увы, тот самый.
- Мне больно, мне плохо! Хочу на воздух, отпустите! Где ты, я тебя не вижу! Ууу, убью! – Несчастная то поднималась на ноги и делала несколько шагов, то снова падала и ползла. Наконец она подобралась совсем близко к священнику, но потом словно ударилась о невидимую стену и стала колотить руками по воздуху. Создавалось впечатление, что покойница разыгрывает жуткую пантомиму. Стах перестал смотреть в псалтирь, но молиться не перестал. Слова, может, и расходились теперь с написанным, зато шли от сердца. Или не от сердца, а много, много дальше и выше. И девушка постепенно затихала, исчезли судорожные припадочные движения, искаженное воплями лицо мертвеца снова стало человеческим, в глазах появилось узнавание. Она смотрела на охотника и тихо плакала.
- Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым.
- Бай да бай,
Поскорее помирай!
Помри скорее!
Буде хоронить веселее,
С села повезём
Да святых запоём,
Захороним, загребём,
Да с могилы прочь уйдём.
Песня снаружи стала громче. По телу девушки прошла крупная дрожь, и она резко отклонилась назад, так, словно ей в спину вонзили абордажный крюк и потянули. Теперь ей явно не хотелось идти на зов песни, морок спал, но сопротивляться зову бедняжка по-прежнему не могла.
- Помогите, отче! – Она цеплялась за все, что попадалось под руку, опрокинула гроб, подсвечник, потащила за собой лавку, но ничего не помогало, ноги по-прежнему делали шаг за шагов в сторону дверей.
- Спи, вороти -
Мне недосуг!
Сегодня усни
А завтра помри!
На погост повезут,
Вечну память пропоют,
К сырой земле предадут.
Створки распахнулись, и виден был только стоящий в дверном проеме женский силуэт. Песня стала еще громче, но теперь звучала странновато, так, словно певица из последних сил сдерживает торжествующий хохот. Шамаханская протянула было руки к девушке, их теперь разделяло метра два, не больше, но тут же их отдернула – ей по-прежнему было не под силу даже на миллиметр заступить порог.
Вишневецкий тоже повернулся к дверям. Его молитва теперь лишь отдаленно напоминала один из ветхозаветных псалмов, но, вне всякого сомнения, оставалась молитвой.
- Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои. Не буду петь, как она, буду вопить, кричать, и плевать, что в церкви – лишь бы Ты услышала. Ты же не любишь беззакония. У Тебя не водворится злой; нечестивые не пребудут пред очами Твоими: Ты ненавидишь всех, делающих беззаконие. Ты погубишь говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь. А в ее устах нет истины: сердце ее — пагуба, гортань ее — открытый гроб. Осуди ее, и да падет она от замыслов своих.
Ибо Ты благословляешь праведника; благоволением, как щитом, венчаешь его.
И тогда вампирша перестала петь, захлебнувшись отчаянным кашлем, как будто ей в глотку песка насыпали. Девушка сорвалась с места и побежала, подальше от дверей, пока наконец не вцепилась в Станислава, крепко сжав его в объятьях. Священник обнял ее в ответ, и вместе они рухнули на колени, как подкошенные.
- Всех не спасешь, шляхтич. – Шамаханская быстро пришла в себя, но угрозы ее ничего не стоили теперь, когда небо за ее спиной ощутимо посерело. Стах даже в ее сторону не посмотрел. Девушка в его руках сначала обмякла, а потом одеревенела. Охотник заглянул ей в лицо. Он обнимал труп, самое обычное мертвое тело. Да, с умиротворенным выражением на лице, но так со многими мертвецами бывает.
Не самое красивое чудо, если задумать, но все же чудо господне. Ксендз Станислав Вишневецкий – не библейский святой, чтобы воскрешать из мертвых. Зато сумел сделать так, чтобы эта несчастная хотя бы второй раз умерла. Не упокоилась, не уснула навеки с осиновым колом в сердце, не превратилась в жирный пепел под лучами солнца или от удара заговоренного оружия. А просто, тихо, по-человечески умерла. И душа ее теперь далеко-далеко, там, где до нее уж точно не дотянутся ни голоса, ни когтистые лапы и черные мысли этих тварей.
Хотелось по древнему обычаю рухнуть лицом вниз, раскинув крестом руки, и лежать так долго-долго. Да кто ж ему даст. Сила, направляющая его руку, строго наказала подняться и навести порядок. Но в голосе Ее сквозила гордость за верного Ее рыцаря.
Второе лирическое отступление. О пользе детей.
Лена от души наслаждалась тем, какой восхитительно обычной и размеренной стала ее жизнь в последнее время. Все, как у людей, лучше и не придумаешь. Никаких тебе больше пьяных семейных скандалов, судорожных сборов и хлопанья дверьми, а потом страха, что вот сегодня вечером это чмо снова придет и начнет попеременно то грозить, то клянчить деньги.
Нет, теперь все стало по-другому. Подъем в восемь утра, завтрак с мальчишками, без двадцати девять в школу уходят они, в девять – она на работу. До мебельной фабрики пешком, если не спешить, полчаса, как раз к началу рабочего дня успевает. А если на маршрутке, так и вовсе рукой подать. Рабочий день – строго до шести, задерживаться причин нет. Их кабинетно-архивно-бухгалтерский коллектив – сугубо женский, даже скорее бабский. И как же это Лене нравилось, кто бы знал! Ни тебе мужиков, ни молоденьких пигалиц, которые любят строить кислые лица во время бесконечных разговоров о детях, готовке и семейных дрязгах. Можно расслабиться, снять туфли и чаевничать через каждые полчаса.
После работы заглянуть в магазин, а дома тоже все просто: дети либо там есть, и можно поужинать втроем, либо на карате своем, и есть время своими делами заняться. С особым наслаждением Лена думала о том, что с недавнего времени под «своими делами» в основном подразумевался Витя. К вечеру он успевал выспаться после дежурства, и его можно было иногда вытащить в парк, или в кафешку какую, или даже в кино. Чаще они, правда, валялись на диване и смотрели телевизор, или она готовила ему ужин, ну и все такое прочее, солидным женщинам ее возраста, несомненно, приятное, но не орать же об этом на каждом углу.
Господи, как же она была благодарна своим спиногрызам за то, что они, заигравшись в очередную «войнушку», таки опрокинули громоздкий уродливый буфет, полный совкового хрусталя! Без этого крушения она бы, наверное, с Витей толком и не познакомилась бы.
Переехав в Бутово, Лена первое время вообще не пересекалась с соседом по лестничной клетке. Потом он однажды помог ей управиться с задвижкой мусоропровода. Сейчас смешно говорить, но тогда Лена, признаться честно, приняла его за местного алкаша. Треники эти ужасные, майка невнятная, небритая опухшая рожа… Когда бабушки на лавочке (с ними предусмотрительная Лена, разумеется, подружилась первым делом по прибытии на новую квартиру) рассказали, что он милиционер, женщина только хмыкнула скептически. А чего удивляться, какая страна, такая и милиция. Теперь-то ей, конечно, было стыдно перед Витей за такие мысли. Ну да, пьет. Она, знаете ли, тоже не трезвенница-язвенница, на фабричных днях рождения они с девчонками, бывало, пузырь водки только так раздавливали. А Витю она даже в запое ни разу не видела. И пьет не один, а с друзьями, приличными, между прочим, мужиками, коллегами. У одного мотоцикл дорогущий, сам такой весь из себя солидный, два других, сразу видно, люди интеллигентные, образованные. Сам Витя тоже не какой-нибудь там постовой, а из охраны режимных объектов, целый подполковник! Короче, таким людям можно и пить иногда, не чета ее бывшему.
А началось все действительно с рухнувшего буфета. Вернувшись с работы, Лена застала у себя дома картину живописную до ужаса: в гостиной Сережа и Леша пытались сгрести в кучу все, что осталось от злосчастного шкафа, ну и гору стекла заодно. За действом сурово наблюдал сосед, почему-то завернутый в старый клетчатый плед, что придавало ему отдаленное и спорное сходство с Мэлом Гибсоном из фильма «Храброе сердце». Как выяснилось позже, Витя спал сном праведника после дежурства, пока его не вырвал из грез адский грохот и не менее жуткий совместный вопль двух детских голосов. К счастью, завопили мальчишки не потому, что кто-то поранился или попал под буфет, а от ужаса, представив, как им влетит от мамы. Но Витя этого не знал, и потому выскочил в коридор, как был, в семейках, даже плед не выпустил.
- Елена Николаевна, Вы бы хоть научили мужиков своих, что нельзя чужим дверь открывать. На мне же не написано, что я милиционер, мало ли зачем странный дядька в трусах в квартиру ломится.
В общем, досталось Сереге с Лешкой в итоге и за хрусталь, и за несознательность. А Витя остался на чай и сосиски с тушеной капустой – надо же знакомиться, все-таки на одной лестничной клетке живут. Сначала сбегал переодеться, конечно, но Лене и плед не помешал заметить, что для алкаша у соседа слишком мускулистые руки, и живот совсем не дряблый.
Да, познакомились они, может, и не очень-то обычно, зато все остальное – как у людей, не хуже, но и не лучше. Как говорится, один раз замуж уже сходила, двое сыновей имеется – по всем фронтам отстрелялась. Можно, наконец, пожить, как хочется. И мороки никакой: зачем съезжаться с человеком из соседней квартиры? И о штампах с росписями в кои-то веки можно не думать, деньги можно тратить на вещи, куда полезнее, чем свадьба, да и кому она нужна, такая тетя лошадь, в белом платье посреди ЗАГСа.
Хотя Витьке, наверное, костюм пошел бы…
В ближайшем будущем ждите третьей главы, но не сразу, в кои-то веки есть много писуательских планов)))
-
-
03.09.2012 в 14:36-
-
03.09.2012 в 14:40крутовавище :3
-
-
03.09.2012 в 18:05-
-
03.09.2012 в 18:15Крутотенечка. Заебочечек.