Я тут пока осваиваюсь, хожу и боюсь уронить что-нибудь ценное и антикварное...

[Last-Optimist]

Но если все пройдет удачно, то я отправлюсь завоевывать еще один фэндом Ж))))

Итак, история первая, Портрет мужчины в капюшоне.

Кем я к тебе насильно приведен,
Увы! увы! увы! На вид без пут, но скован цепью скрытой?
Когда, без рук, ты всех берешь в полон,
А я, без боя, падаю убитый,
Что ж будет мне от глаз твоих защитой?
Микеланджело Буонаротти

Путешествуя по Италии, уже в который раз за свою жизнь, двое пожилых мужчин, художник и коллекционер, поставили себе целью розыск забытых и потерянных шедевров. На эту мысль их навело самое начало поездки, когда они, намеренно удалившись от основных туристических маршрутов, остановились погостить у друга детства коллекционера. Тот повел их в лес, и в самой чаще маленькую процессию ждало чудо: полуразрушенная старинная церквушка, украшенная восхитительными статуями апостолов. Несмотря на все свои знания, имя мастера всем троим так и не удалось определить. Но фундамент был заложен - и, продолжив путь, двое уже специально заглядывали в самые отдаленные уголки страны. Нам неизвестно, был ли этот поиск серьезным, или сродни игре, но тем не менее, судьба вознаградила их за старания.
Хозяйка провинциального особнячка, который, хоть и был весьма скромных размеров, все равно стоял на две трети необжитым, важная и серьезная, но вполне радушная старая донна провела их по всем комнатам, как по музею. Мужчины обратили внимание не только на внушающую уважение к художественному вкусу семейства коллекцию живописи, но и на крайне грамотный микроклимат дома - картины там хранились в очень даже неплохом состоянии.
Но все отступило на задний план, когда они остановились перед небольшим портретом, размером едва ли больше шахматной доски. Прежде, чем вглядываться в детали, художник и коллекционер издали абсолютно одинаковый восхищенный вздох - они узнали руку. Вне всякого сомнения, перед ними на стене висел портрет работы самого Леонардо да Винчи. После затянувшийся паузы настало время придирчивого рассмотрения и лихорадочных расспросов хозяйки дома. Увы, старушка не могла сказать о картине ничего внятного. Портрет висел здесь, сколько она себя помнила, и скорее всего был привезен сюда ее дедом, довольно известным в свое время любителем старины, из Франции. Это походило на правду - по стилю картина скорее всего принадлежала именно к французскому периоду творчества великого художника. Но ни о том, откуда предок привез портрет, ни о том, кто на ней изображен, достопочтенная хозяйка дома знать не знала.
А изображен на нем тем времен был крайне загадочный господин.
Во-первых, несмотря на то, что нанесенные рукой мастера мазки не оставляли сомнений насчет времени создания картины, костюм человека с портрета относился к времени более раннему, и к другой стране. Незнакомец,, без сомнения, был современником Леонардо - но молодого Леонардо да Винчи, который творил во Флоренции под эгидой еще даже не Борджиа, а Сфорца. Об этом можно было судить по форме капюшона и вороту камзола, а больше на портрете ничего и не было - только полускрытое этим самым капюшоном смуглое лицо. Губы слегка изогнуты в намеке на улыбку, справа их перечеркивает небольшой вертикальный шрам. За ворот рубахи уходили кончики длинных темных волос. Сам капюшон тоже заслуживал внимания. Кроем и отделкой он мало отличался от любого другого флорентийского капюшона той эпохи. Но была одна важная деталь - клин ткани, скрывающий непосредственно лицо. Из-за него капюшон по форме напоминал голову сокола.
Надо ли говорить, что путешественники, выложив солидную сумму, с величайшими предосторожностями перевезли портрет к себе на родину, во Францию?
Делать из картины сенсацию они не собирались. По крайней мере, не сразу. Сначала следовало показать ее профессиональным экспертам и реставраторам - портрет сохранился хорошо, но все же не идеально. К тому же, после осмотра открылась интересная деталь: капюшон был выписан немного позже, а до этого можно было увидеть лицо целиком.
Мнения разделились. Коллекционер настаивал на том, что, поелику капюшон, вне всяких сомнений, написан тоже рукой Леонардо, картину следует оставить в том виде, в каком ее желал видеть мастер. Художник и реставраторы говорили, что это очередная загадка да Винчи, и вызов разгадать ее, тем более, что параллельно с экспертизой они перерыли десятки источников, поговорили со множеством исследователей - и ни одна душа, живая ли, мертвая, не упоминала о человеке, который мог бы послужить моделью для портрета. В результате любопытство все же победило доводы осторожности. И произошла трагедия.
Когда реставратор начинал работу, все заинтересованные находились в лаборатории, и мгновенно сбежались на его испуганный крик. Сбежались - и словно окаменели. Прямо на их глазах, видимо, от первых же прикосновений реставратора и его растворов, с картины начала осыпаться краска - исключительно в том мест, где было выписано лицо человека в капюшоне. Темная краска исчезала, обнажая... нет, не холст, и не более ранний набросок, а что-то белое. Через три минуты онемевшие люди смотрели, как из-под капюшона им скалится череп.

***
- Ваше Величество! Смотрите, портрет! Маэстро написал портрет! - Верный ученик Франческо Мельци хотел бы пройтись колесом по комнате и радостно вопить, но мог только восторженно шептать, чтобы не разбудить прикорнувшего у окна художника. Последние месяцы все думали, что он уже не то что писать - ходить без посторонней помощи не может. Ан нет, улучал минуты и часы уединения!
- Непревзойденно - как всегда. - Король Франциск I принадлежал к тем правителям, которые допускают ко двору художников не только потому что положено, но и потому что действительно любил и ценил живопись. - Ты знаешь, кто это на портрете, Франческо?
- Нет, мой король. Могу лишь предполагать. Этот незнакомец одет по итальянской моде тех времен, когда и мой маэстро еще был совсем не стар.
- Друг молодости, друг золотых лет... - задумчиво проговорил король. - Должно быть, верный и дорогой друг, если Леонардо вспомнил о нем на закате жизни. Хотелось бы мне знать, что за тайны хранит эта дружба, если мэтр не пожелал поделиться с потомками его лицом.
Старый художник их не слышал. К старости он возымел привычку спать с полуоткрытыми веками, но глаза его не видели аккуратного пейзажа за окном. Они глядели в прошлое. Леонардо был не из тех людей, кто жалеет об ушедших днях. Он догадывался, что люди вокруг жалеют его, что нынешнее его положение кажется им плачевным. На деле же оно было просто другим. Да, он многого лишился, даже возможности двигать рукой - но он приобрел ровно столько же. Например, возможность спокойно и неторопливо вспоминать. И кто, право слово, запретит ему в этот раз, не нарушая никаких тайн, вспомнить Флоренцию и младщего сына госпожи ди Ференци?

***
В работе с фресками главное - не забыть, что ты пишешь на большой высоте. Увы, за долгие годы работы Леонардо да Винчи так этому и не научился. Всякий раз он настолько погружался в процесс, что забывал обо всем на свете, и непременно делал лишний шаг, отступая назад, чтобы оценить проделанную работу. До сего дня подобные случае не заканчивались ничем серьезнее шишек, но в этот он забрался под самый свод, и...
- Проклятые лесааааа....
Падая, Леонардо, что характерно, жалел вовсе не о своей шее, которая вот-вот сломается при ударе об пол, а о выпавшей у него из рук палитре, на которой он вот только что смешал идеальный оттенок.
Но внизу его встретил не каменный пол, а чьи-то сильные бережные руки.
- Опять грезите наяву, маэстро? - Эцио Аудиторе ди Ференци в своей особенной манере, шелестяще рассмеялся художнику в ухо и, сделав шаг вправо, поймал заодно и палитру.



Продолжение да воспоследует.