Внезапно, миник по Devil May Cry...

[Last-Optimist]

Внезапно, POV Данте...
Внезапно, пафос 0о"
Я сгорю в Аду, я знаю.


Мы были похожи не более, чем наши имена. Данте – почти как «эй, ты!». Короткое, быстрое, простое, такое имя удобно выкрикивать, чем куча людей в моей жизни и пользовалась. Куда уж там какому-то Данте до Веер-гии-лиии-яяя. Сразу понятно, что к чуваку с таким погонялом просто так не подступишься. Весь он был такой сложный, степенный, отрешенный от глупостей мира сего… ну вот и доигрался. Вееергииилий. Хотя бы дразниться этим именем удобнее.
Когда-то в детстве мне казалось, что у мамы в свое время родились не близнецы, а я – и воплощение того, что меня, черт подери, бесит. В брате меня раздражало все, от его нелюдимого высокомерного характера до прически и одежды. Ненавижу, когда вот так зализывают волосы, и синий цвет тоже терпеть не могу.
Я всегда был как будто бы человек, а он – как будто бы демон. Ключевое слово – «как будто». Дети так часто говорят.
«А давай играть, как будто я – храбрый охотник на демонов, а ты – как будто мой коварный враг!»
«Давай, как будто мы ненавидим друг друга и хотим убить!»
«Давай, ты как будто бы проткнешь мне сердце мечом, а я как будто бы умру, но потом обязательно встану, и будем играть дальше!»
Доигрались, ага, не могу не повториться.
Когда он умер, Триш еще сказала:
-devil may cry.
Мы еще потом контору так назвали. Черта лысого. При первом же удобном случае я переименовал свою шарашку в Devil never cry.
Вот ведь как странно получилось. Это же я всегда был человеком, а он – демоном, даже когда мы были маленькие и понарошку дрались во дворе. Но почему-то я был человеком лишь до момента смерти Вергилия. Пока был жив брат-близнец, которого я как будто бы ненавидел, я мог делать все, что могут делать люди. Я мог расстраиваться, мог падать на колени от усталости, мог даже кричать и плакать от боли, грусти, ярости. Человек может плакать, но не демон. Это будут крокодильи слезы, «как будто бы» слезы.
Так что когда умер Вергилий, я не плакал – его ведь больше не было. И я больше не был человеком.
Я больше не расстраиваюсь, больше никогда не падаю от усталости и не останавливаюсь, не кричу ни от боли, ни от ярости. Мне, в сущности, чертовски весело живется, и это не сарказм. Я даже не одинок, потому что моя славные сладкие девочки, моя Леди и моя Беатриче – они такие же. Мы демоны, которые убивают демонов. Весь в папочку, ага.
Очень хочется, чтобы отпрыск моего противного покойного братца оставался человеком, потому что ведь не уродливая рука демона делает чудовищем. Надеюсь, Неро справится.
Я очень люблю людей, более того, многих из них я уважаю. При ином раскладе разве стал бы я заниматься этой сумасшедшей работой? И более, чем все прочее, мне помогает осознание того, что я-то как раз давно уже не человек.
Человек не бросается в одиночку на гигантскую каменную ожившую статую, человек не прыгает с башни просто потому что захотелось поспорить с гравитацией, человек не позволит хищной огромной лиане сожрать его, чтобы потом вылезти от туда, как девица из торта, just for lulz. Человек так не делает – а вот Данте, сын Спарды, легендарный охотник на демонов, полукровка - почему бы и нет.
Мне хорошо живется в этом лучшем из миров. Главное, напоминать себе время от времени, что когда-то, Данте, сын Спарды, У тебя был противный брат-близнец Вергилий, которого ты ненавидел. И ты был тогда человеком.



Внезапно, апдейт от ванильного мишки 0о
В некотором роде точка зрения Вергилия на.


Как две капли похож
И под дождь, как под нож

Нет совершенно никакой причины для этого. Совершенно никакой объективной причины для того, чтобы быть таким надменным куском дерьма, говорил Данте, а этот несносный подонок за словом далеко никогда не лез. Печально сознаваться, но Вергилий в этом отношении занимал скорее место среди людей, которые ночью ворочаются, разгоряченные, в постели без сна, борются с подушкой и наконец на рассвете понимают, как именно должны были сказать, чтобы отбрить этого подлеца. В одну из таких ночей он и придумал фразу, что миру вполне хватает одного чрезмерно жизнерадостного куска дерьма, так почему бы и не…
Причина-то на самом деле есть, и не одна. И ее так сразу тоже не выговоришь, если тебе вечно приходится далеко лезть за нужными словами.
Дело же не только в том, что Вергилию нужно хоть как-то самоутверждаться (в этом конечно тоже, но он только потом, через много лет поймет, что позволять всяческим злонравным проходимцам срать себе в мозг – не самый эффективный способ).
Причина номер раз. Просто ему с рождения и так далее и так далее приходилось постоянно чувствовать себя половиной. Половиной человека, половиной демона, половиной чего-то несомненно ужасного, если уж другой половиной этого является простодырый пожиратель клубничного мороженого… И никуда от этого не деться, а жалкие попытки быть непохожим равнодушно смахивает, как легкий сор, каждое новое утро.
Каждое новое утро, когда они просыпаются в их общей – очередной - комнате, нестерпимо одинаковые, лохматые, напухшие и отлежавшие себе лица совершенно зеркальным манером. Данте – правую половину, Вергилий – левую. Наверное, их кто-то при рождении проклял. Если поменяться кроватями, Данте отлеживал левую половину лица, а Вергилий – правую.
Причина номер два. Перестать наконец нуждаться в чьей-либо близости, потакая самой нерациональной части своего сознания - мальчику-сироте, перманентно пребывающему в социальном вакууме, где единственно доступная близость на вкус как пицца Каприччиоза. В отличие от него, Данте не собирался избавляться от своей естественной потребности в тактильном контакте. Он не утруждал себя даже вопросами, удобно ли брату прямо сейчас сдвинуть колени, чтобы он мог устроиться на них затылком. Испытывает ли Вергилий равное желание подставить в душе свою спину, чтобы ее потерли.
Ну само собой, разве щенок когда-нибудь спрашивает разрешения прежде чем начнет лизаться или покусывать твои пятки?
И напрягала вовсе не неизбежность этих объятий и прочих подвижных игр такого типа, что люди считают не совсем допустимым, когда дело касается кровных родственников.
Причина номер три: никто пока не мог пообещать, что он сможет спокойно прожить хоть одну сраную секунду без своего тупорылого, ленивого, приставучего зеркального отражения, которому вполне хватало наглости быть сильнейшей половиной этого несомненно ужасного целого.