Я постоянно танцую, ногами топаю, Трясу головой, руками вот так вот делаю! Да, я немного ебнутый, люди пугаются, Особенно если в общественном транспорте.
Я не любитель перечитывать книги, даже самые что ни на есть. И, вынужден признать, что зря. С ними как с едой - то, что не переносил в детстве, может потом стать любимым блюдом.
Я очень люблю Виктора Гюго, и тем не менее его роман "Человек, который смеется", в школьные годы показался мне довольно унылым. А теперь я даже специально книжку купил, чтобы перечитать. Похуй на сюжет, если по честняку - я просто хочу подрочить на лорда Дэвида Дерри-Мойра. Кто б знал, что, думая над образом Фернана, это все всплывет из глубин подсознательного Ж)))
"...В конце концов из него вышел вполне светский человек, прикрывающий изяществом манер свои пороки, немного поэт, как и все в ту пору, хороший слуга королю и государству, непременный участник всех празднеств, торжеств, "малых королевских выходов", церемоний, но не избегавший и сражений, достаточно угодливый царедворец и вместе с тем весьма надменный вельможа, близорукий
или зоркий, смотря по обстоятельствам; честный по природе, почтительный по отношению к одним и высокомерный с другими, искренний и чистосердечный по первому побуждению, но способный мгновенно надеть на себя любую личину, прекрасно учитывающий дурное и хорошее расположение духа у короля, беспечно стоявший перед направленным на него острием шпаги, по одному знаку его величества готовый геройски нелепо рисковать своей жизнью, способный на любые выходки, но неизменно вежливый, раб этикета и учтивости, гордый возможностью в торжественных случаях преклонить колено перед монархом, веселый, храбрый, истый придворный по своему облику и рыцарь в душе, человек все еще молодой, несмотря на свои сорок пять лет.
Лорд Дэвид распевал французские песенки, изысканная веселость которых нравилась когда-то Карлу II. Он любил красноречие, ценил высокий слог и восхищался прославленными, но нестерпимо скучными разглагольствованиями епископа Боссюэ в "Надгробных речах".
От матери ему досталось скромное наследство, приносившее около десяти тысяч фунтов стерлингов, или двести пятьдесят тысяч франков годового дохода, - этого едва хватало на жизнь. Он кое-как изворачивался, делая долги. В роскоши, экстравагантности и новшествах он не имел соперников. Как только ему начинали подражать, он придумывал что-нибудь новое. Для
верховой езды он надевал широкие со шпорами сапоги из юфти двойного дубления. Ни у кого не было таких шляп, таких редкостных кружев и таких брыжей, как у него."
*далее следует танец "ядрачуогромныйхуй"*
Но пуще всего меня всегда восхищал финальный монолог этого персонажа, в котором он заступается собственно за Гуимплена. Роке Алва, скажу я вам, нервно курит за углом.
"- Я назвал вас трусами. Вы требуете, чтобы я взял свои слова назад. Извольте. Вы не трусы. Вы идиоты. Вы все накинулись на одного. Это не трусость? Пожалуй. В таком случае это глупость.
читать дальше
Гуинплен подошел еще ближе. Какая-то сила толкала его к тому, кого все
называли лордом Дэвидом и кто стал его защитником, если не более. Лорд
Дэвид отступил.
- А! - воскликнул лорд Дэвид. - Это вы! Вы здесь? Прекрасно. Мне и вам
надо сказать несколько слов Вы осмелились говорить о женщине, которая
сперва любила лорда Линнея Кленчарли, а потом короля Карла Второго?
- Да, говорил.
- Сударь, вы оскорбили мою мать.
- Вашу мать? - воскликнул Гуинплен. - Значит... я чувствовал это...
значит, мы...
- Братья, - закончил лорд Дэвид.
И он дал Гуинплену пощечину.
- Мы - братья, - повторил он. - Поэтому мы можем драться. Поединок
возможен только между равными. Кто же мне более равен, чем собственный
брат? Я пришлю к вам секундантов. Завтра мы будем драться насмерть."
Аааааааааарррррр.
Я очень люблю Виктора Гюго, и тем не менее его роман "Человек, который смеется", в школьные годы показался мне довольно унылым. А теперь я даже специально книжку купил, чтобы перечитать. Похуй на сюжет, если по честняку - я просто хочу подрочить на лорда Дэвида Дерри-Мойра. Кто б знал, что, думая над образом Фернана, это все всплывет из глубин подсознательного Ж)))
"...В конце концов из него вышел вполне светский человек, прикрывающий изяществом манер свои пороки, немного поэт, как и все в ту пору, хороший слуга королю и государству, непременный участник всех празднеств, торжеств, "малых королевских выходов", церемоний, но не избегавший и сражений, достаточно угодливый царедворец и вместе с тем весьма надменный вельможа, близорукий
или зоркий, смотря по обстоятельствам; честный по природе, почтительный по отношению к одним и высокомерный с другими, искренний и чистосердечный по первому побуждению, но способный мгновенно надеть на себя любую личину, прекрасно учитывающий дурное и хорошее расположение духа у короля, беспечно стоявший перед направленным на него острием шпаги, по одному знаку его величества готовый геройски нелепо рисковать своей жизнью, способный на любые выходки, но неизменно вежливый, раб этикета и учтивости, гордый возможностью в торжественных случаях преклонить колено перед монархом, веселый, храбрый, истый придворный по своему облику и рыцарь в душе, человек все еще молодой, несмотря на свои сорок пять лет.
Лорд Дэвид распевал французские песенки, изысканная веселость которых нравилась когда-то Карлу II. Он любил красноречие, ценил высокий слог и восхищался прославленными, но нестерпимо скучными разглагольствованиями епископа Боссюэ в "Надгробных речах".
От матери ему досталось скромное наследство, приносившее около десяти тысяч фунтов стерлингов, или двести пятьдесят тысяч франков годового дохода, - этого едва хватало на жизнь. Он кое-как изворачивался, делая долги. В роскоши, экстравагантности и новшествах он не имел соперников. Как только ему начинали подражать, он придумывал что-нибудь новое. Для
верховой езды он надевал широкие со шпорами сапоги из юфти двойного дубления. Ни у кого не было таких шляп, таких редкостных кружев и таких брыжей, как у него."
*далее следует танец "ядрачуогромныйхуй"*
Но пуще всего меня всегда восхищал финальный монолог этого персонажа, в котором он заступается собственно за Гуимплена. Роке Алва, скажу я вам, нервно курит за углом.
"- Я назвал вас трусами. Вы требуете, чтобы я взял свои слова назад. Извольте. Вы не трусы. Вы идиоты. Вы все накинулись на одного. Это не трусость? Пожалуй. В таком случае это глупость.
читать дальше
Гуинплен подошел еще ближе. Какая-то сила толкала его к тому, кого все
называли лордом Дэвидом и кто стал его защитником, если не более. Лорд
Дэвид отступил.
- А! - воскликнул лорд Дэвид. - Это вы! Вы здесь? Прекрасно. Мне и вам
надо сказать несколько слов Вы осмелились говорить о женщине, которая
сперва любила лорда Линнея Кленчарли, а потом короля Карла Второго?
- Да, говорил.
- Сударь, вы оскорбили мою мать.
- Вашу мать? - воскликнул Гуинплен. - Значит... я чувствовал это...
значит, мы...
- Братья, - закончил лорд Дэвид.
И он дал Гуинплену пощечину.
- Мы - братья, - повторил он. - Поэтому мы можем драться. Поединок
возможен только между равными. Кто же мне более равен, чем собственный
брат? Я пришлю к вам секундантов. Завтра мы будем драться насмерть."
Аааааааааарррррр.