Я постоянно танцую, ногами топаю, Трясу головой, руками вот так вот делаю! Да, я немного ебнутый, люди пугаются, Особенно если в общественном транспорте.
Блиа, полторы странички текста, а как будто кирпичами просрался. В общем, тут по "бличу" и пафосно. Про Ренджи и про Иккаку, вместе и по отдельности. А если какой-нить перверт углядит в этом пейринг, то придет ванильный мишка и вдарит кастрюлей солянки по ебалу. Читайте короче.
высер сознания
Друзья – это самое замечательное, но в то же время и самое страшное, и самое тяжелое, что может случиться с руконгайцем. Впервые эта мысль промелькнула в голове Ренджи, когда они с Рукией забрасывали землей могилы своих друзей. Второй раз, уже куда осмысленнее – когда подруга отшвырнула его руку и убежала прочь тогда, в разгар выпускных экзаменов.
Абараи никогда не мог похвастаться тем, что ничего не боится. Наоборот, страх в какой-то степени был основой его жизни. Он боялся за Рукию. Он боялся, что случись что с ней – он не сможет помочь. Поэтому быть слабым он тоже боялся. Ренджи даже не знал, чего больше от этого страха – пользы или вреда. С одной стороны, страх заставлял идти вперед. С другой стороны, в самые ответственные моменты накатывала абсолютно недопустимая паника. Вот уж правда, абсолютно сильным может быть только абсолютно одинокий человек. Это, конечно, ни разу не повод остаться без друзей, но все же…
А потом он попал в одиннадцатый отряд.
Анализировать поступки капитана Зараки – все равно что пытаться проплыть самый огромный на свете океан вдоль и поперек. Но кто поспорит с тем, что Зараки Кенпачи - абсолютно сильный человек? И тем не менее, вот же она, маленькая девочка с розовыми волосами, сидит у него на плече. Нет, не стоит и пытаться понять капитана дзюичибантай. Достаточно просто знать, что есть на свете такой Зараки Кенпачи, и что ты служишь в его отряде, чтобы раз за разом вставать и гнуть свою линию дальше. Да и не так уж часто салаге рядовому доводится побыть рядом с тайчо. Капитану скучно с ними, к тому же, на что тогда офицеры?
Абараи никогда не нравилось, как преподают в Академии Шинигами. Там унижали елейным тоном и хитро вплетали в вежливые церемониальные фразы изощренные оскорбления. Учили многому, да. И обращению с мечом тоже. Обращению, а не общению. Учили ударам, связкам, хитрым приемам. Но не учили драться.
Третий офицер 11го отряда Мадараме Иккаку с новобранцами не разговаривал. Он на них орал, и преимущественно матом. Зато каждое его слово было предельно понятно – чего уж тут, в отряде-то одни руконгайцы. И да, он учил драться. Хотя никогда не объяснял того или иного приема, а слова «тактика» и «рисунок боя» удостаивались разве что нецензурных рифм. Мадараме Иккаку учил их драться самым лучшим способом – собственным примером.
- Знаешь, если бы со мной кто-то так поступал - я бы возненавидел этого человека. – говорили друзья.
Но в душе настоящего воина нет места ненависти. Ну, по крайней мере, пока идет драка. Тогда в твоей душе должна быть только… драка. Ни ненависти, ни боли, ни… страха. Только одуряющая, ошеломляющая радость от того, что ты находишься в самом естественном и гармоничном из своих состояний. А если бой для тебя – не абсолютная гармония, тогда какого хера ты забыл в дзюичибантай?
Абараи никогда не испытывал к Иккаку неприязни, хотя на первый взгляд третий офицер только и делал, что издевался над рядовыми. Нет, Ренджи просто обожал Мадараме-сенсея. Он обожал его когда отжимался пятьдесят раз за то, что забыл, сколько сенсею до отгула осталось. Он обожал его, когда копье хлестким ударом обрушивалось ему не спину вместе с не менее хлестким «хуле криво стоишь?!». Он обожал сенсея, когда лежал ночью на футоне то ли на животе, то ли на боку (лежать нормально не позволяли синяки), даже когда понимал, что не может нормально держать правой рукой палочки, потому что пальцы как будто навсегда застыли, способные сжимать только рукоять меча. Он был без ума от Мадараме-сенсея даже когда, застыв в боевой стойке с чашкой кипятка на голове, раз за разом мечтательно представлял, как зубья Забимару полосуют эту наглую лысую рожу с клыкастой лыбой на завязки для варадзи.
Он восхищался – но не понимал. Как может человек ничего не бояться? Особенно, если у него есть друг. Особенно такой друг, как Юмичика-сан. Как он может так одурело бросаться в бой? Как будто он один на целом свете. Но это не так, Ренджи точно знал. Иккаку-сан ему рассказал, когда они как-то напились вместе. Первый раз когда сенсей позвал его выпить, Абараи просто осоловел от счастья, и уже пришел пьяный, хотя и капли в рот не брал. Как-то так сложилось, естественно и незаметно, что на всех тренировках они теперь тренировались вместе, а потом и после тренировок спарринговались, а еще Мадараме-сенсей ему показал, что надо делать, чтобы мышцу не забивало, и все-таки показал пару классных ката, хотя разумеется не знал, как они по военной науке называются.
-с тобой драться мне почти что не скучно, салага. – те, кто не служил в 11м, никогда не смогут понять, какой это великолепный комплимент.
Так вот, они решили выпить, начали говорить, и Абараи до усрачки испугался. Потому что оказалось, что Мадараме-сенсей видит его ну реально насквозь. Нет, разумеется, Ренджи никогда не принадлежал к числу дураков, которые считали Иккаку дебильным солдафоном. Но чтобы так… Мадараме-сенсей понимал все. И про Рукию, и про службу, и про капитана 6го отряда, и про занпакто, и даже про страх этот извечный.
Тогда Абараи не выдержал и спросил все-таки, как это у него выходит – никогда ничего не бояться.
- Короче, слушай сюда, Абараи, скажу один единственный раз, повторять как Попка-дурак не стану, хочешь – на лбу себе запиши, может, пригодится. – Мадараме даже допил саке из пиалы и оставил ее – верный признак долгой тирады.
- Щас объясню, в чем твоя ошибка, шестой офицер. Ты все время срешься. Это ж пиздец какой-то, так нельзя. Я не говорю, что надо вообще ни хрена не бояться. Как раз надо. Только не так как ты. Надо один раз так обосраться от страха, чтобы на всю жизнь хватило. Понять, что если вот этого, кто рядом с тобой стоит, не станет – то все, пиздец кромешный. В общем, испугаться один единственный раз. Хорошенько так запомнить это чувство. И всю оставшуюся жизнь делать так, чтобы больше не повторилось. То есть, отказать себе в праве выбора. Когда ты идешь сражаться – ты знаешь, что вот оно, твое родное, рядом стоит. И ты не думаешь о том, победишь ли, проиграешь ли. Не допускаешь даже возможности проигрыша. Ты идешь и побеждаешь. Без вариантов. А чего, спрашивается, бояться, когда знаешь, что все равно победишь? Вариантов-то других нет.
Ренджи тогда все понял, с первого же раза. Но одно дело понять, и совсем другое – сделать самому. Куда сложнее. Но это не значит, что не стоит пробовать. Вернее, он думал, что понял.
А на самом деле понял, когда нашел наконец Рукию в Мире Живых после того, как она невесть почему пропала. Все понял, в один момент. Страх за друзей избавляет от всех остальных страхов.
- Кучики Рукия! Я нашел тебя!
Как будто не было всех этих лет. Хотелось, как в детстве, в Руконгае, поймать и хорошенько отмудохать за то, что дура такая. Это что же он должен был думать…
Да, все понял. Что никому не отдаст. Что лучше сам убьет, чем кому-то еще позволит. Что на все пойдет, лишь бы она не…
И ведь пошел. Страх за близких освобождает даже от страха наступить на высокородную тень. Никогда не поймаешь, говорите? Поймаю-поймаю. Потому что нет выбора.
а чтобы хоть немножко развеять удушливое облако пафоса, скажу, что Ренджи явно больше всего дорожит мнением Иккаку, иначе как объяснить его гардероб? Ж)) явно Мадараме-сенсей одобряэ!
высер сознания
Друзья – это самое замечательное, но в то же время и самое страшное, и самое тяжелое, что может случиться с руконгайцем. Впервые эта мысль промелькнула в голове Ренджи, когда они с Рукией забрасывали землей могилы своих друзей. Второй раз, уже куда осмысленнее – когда подруга отшвырнула его руку и убежала прочь тогда, в разгар выпускных экзаменов.
Абараи никогда не мог похвастаться тем, что ничего не боится. Наоборот, страх в какой-то степени был основой его жизни. Он боялся за Рукию. Он боялся, что случись что с ней – он не сможет помочь. Поэтому быть слабым он тоже боялся. Ренджи даже не знал, чего больше от этого страха – пользы или вреда. С одной стороны, страх заставлял идти вперед. С другой стороны, в самые ответственные моменты накатывала абсолютно недопустимая паника. Вот уж правда, абсолютно сильным может быть только абсолютно одинокий человек. Это, конечно, ни разу не повод остаться без друзей, но все же…
А потом он попал в одиннадцатый отряд.
Анализировать поступки капитана Зараки – все равно что пытаться проплыть самый огромный на свете океан вдоль и поперек. Но кто поспорит с тем, что Зараки Кенпачи - абсолютно сильный человек? И тем не менее, вот же она, маленькая девочка с розовыми волосами, сидит у него на плече. Нет, не стоит и пытаться понять капитана дзюичибантай. Достаточно просто знать, что есть на свете такой Зараки Кенпачи, и что ты служишь в его отряде, чтобы раз за разом вставать и гнуть свою линию дальше. Да и не так уж часто салаге рядовому доводится побыть рядом с тайчо. Капитану скучно с ними, к тому же, на что тогда офицеры?
Абараи никогда не нравилось, как преподают в Академии Шинигами. Там унижали елейным тоном и хитро вплетали в вежливые церемониальные фразы изощренные оскорбления. Учили многому, да. И обращению с мечом тоже. Обращению, а не общению. Учили ударам, связкам, хитрым приемам. Но не учили драться.
Третий офицер 11го отряда Мадараме Иккаку с новобранцами не разговаривал. Он на них орал, и преимущественно матом. Зато каждое его слово было предельно понятно – чего уж тут, в отряде-то одни руконгайцы. И да, он учил драться. Хотя никогда не объяснял того или иного приема, а слова «тактика» и «рисунок боя» удостаивались разве что нецензурных рифм. Мадараме Иккаку учил их драться самым лучшим способом – собственным примером.
- Знаешь, если бы со мной кто-то так поступал - я бы возненавидел этого человека. – говорили друзья.
Но в душе настоящего воина нет места ненависти. Ну, по крайней мере, пока идет драка. Тогда в твоей душе должна быть только… драка. Ни ненависти, ни боли, ни… страха. Только одуряющая, ошеломляющая радость от того, что ты находишься в самом естественном и гармоничном из своих состояний. А если бой для тебя – не абсолютная гармония, тогда какого хера ты забыл в дзюичибантай?
Абараи никогда не испытывал к Иккаку неприязни, хотя на первый взгляд третий офицер только и делал, что издевался над рядовыми. Нет, Ренджи просто обожал Мадараме-сенсея. Он обожал его когда отжимался пятьдесят раз за то, что забыл, сколько сенсею до отгула осталось. Он обожал его, когда копье хлестким ударом обрушивалось ему не спину вместе с не менее хлестким «хуле криво стоишь?!». Он обожал сенсея, когда лежал ночью на футоне то ли на животе, то ли на боку (лежать нормально не позволяли синяки), даже когда понимал, что не может нормально держать правой рукой палочки, потому что пальцы как будто навсегда застыли, способные сжимать только рукоять меча. Он был без ума от Мадараме-сенсея даже когда, застыв в боевой стойке с чашкой кипятка на голове, раз за разом мечтательно представлял, как зубья Забимару полосуют эту наглую лысую рожу с клыкастой лыбой на завязки для варадзи.
Он восхищался – но не понимал. Как может человек ничего не бояться? Особенно, если у него есть друг. Особенно такой друг, как Юмичика-сан. Как он может так одурело бросаться в бой? Как будто он один на целом свете. Но это не так, Ренджи точно знал. Иккаку-сан ему рассказал, когда они как-то напились вместе. Первый раз когда сенсей позвал его выпить, Абараи просто осоловел от счастья, и уже пришел пьяный, хотя и капли в рот не брал. Как-то так сложилось, естественно и незаметно, что на всех тренировках они теперь тренировались вместе, а потом и после тренировок спарринговались, а еще Мадараме-сенсей ему показал, что надо делать, чтобы мышцу не забивало, и все-таки показал пару классных ката, хотя разумеется не знал, как они по военной науке называются.
-с тобой драться мне почти что не скучно, салага. – те, кто не служил в 11м, никогда не смогут понять, какой это великолепный комплимент.
Так вот, они решили выпить, начали говорить, и Абараи до усрачки испугался. Потому что оказалось, что Мадараме-сенсей видит его ну реально насквозь. Нет, разумеется, Ренджи никогда не принадлежал к числу дураков, которые считали Иккаку дебильным солдафоном. Но чтобы так… Мадараме-сенсей понимал все. И про Рукию, и про службу, и про капитана 6го отряда, и про занпакто, и даже про страх этот извечный.
Тогда Абараи не выдержал и спросил все-таки, как это у него выходит – никогда ничего не бояться.
- Короче, слушай сюда, Абараи, скажу один единственный раз, повторять как Попка-дурак не стану, хочешь – на лбу себе запиши, может, пригодится. – Мадараме даже допил саке из пиалы и оставил ее – верный признак долгой тирады.
- Щас объясню, в чем твоя ошибка, шестой офицер. Ты все время срешься. Это ж пиздец какой-то, так нельзя. Я не говорю, что надо вообще ни хрена не бояться. Как раз надо. Только не так как ты. Надо один раз так обосраться от страха, чтобы на всю жизнь хватило. Понять, что если вот этого, кто рядом с тобой стоит, не станет – то все, пиздец кромешный. В общем, испугаться один единственный раз. Хорошенько так запомнить это чувство. И всю оставшуюся жизнь делать так, чтобы больше не повторилось. То есть, отказать себе в праве выбора. Когда ты идешь сражаться – ты знаешь, что вот оно, твое родное, рядом стоит. И ты не думаешь о том, победишь ли, проиграешь ли. Не допускаешь даже возможности проигрыша. Ты идешь и побеждаешь. Без вариантов. А чего, спрашивается, бояться, когда знаешь, что все равно победишь? Вариантов-то других нет.
Ренджи тогда все понял, с первого же раза. Но одно дело понять, и совсем другое – сделать самому. Куда сложнее. Но это не значит, что не стоит пробовать. Вернее, он думал, что понял.
А на самом деле понял, когда нашел наконец Рукию в Мире Живых после того, как она невесть почему пропала. Все понял, в один момент. Страх за друзей избавляет от всех остальных страхов.
- Кучики Рукия! Я нашел тебя!
Как будто не было всех этих лет. Хотелось, как в детстве, в Руконгае, поймать и хорошенько отмудохать за то, что дура такая. Это что же он должен был думать…
Да, все понял. Что никому не отдаст. Что лучше сам убьет, чем кому-то еще позволит. Что на все пойдет, лишь бы она не…
И ведь пошел. Страх за близких освобождает даже от страха наступить на высокородную тень. Никогда не поймаешь, говорите? Поймаю-поймаю. Потому что нет выбора.
а чтобы хоть немножко развеять удушливое облако пафоса, скажу, что Ренджи явно больше всего дорожит мнением Иккаку, иначе как объяснить его гардероб? Ж)) явно Мадараме-сенсей одобряэ!
-
-
18.11.2009 в 03:57нет такого пейринга потому что)))
а ты сукин сын и сделал мне охуенно*_____* мне теперь хочется опять заказать тебе иккакуюмичик потому что здесь Иккаку у тебя такой невротъебически клевый
-
-
18.11.2009 в 08:49ю май хиро *радостно охуевает*
-
-
18.11.2009 в 10:13-
-
18.11.2009 в 11:10-
-
18.11.2009 в 14:01-
-
07.12.2009 в 10:12-
-
07.12.2009 в 10:21а че это не совсем?))))
-
-
07.12.2009 в 10:50-
-
07.12.2009 в 11:00Ну, начнем с того, что в манге НИКТО не матерится. Потому что это манга прежде всего для детей 15ти лет. Еще бы в ней матерились, ага. Но если рассуждать логически - кто такой Иккаку? Бродяга из самых хреновых районах Руконгая. Думается мне, там матом не ругаются. Там им разговаривают и думают. С чего вдруг он будет менять привычки в отряде таких же ,как он, бывших бродяг? Конечно, перед со-тайчо он материться не станет. Но кто ему Ренджи? Ученик и новобранец, такой же руконгайский парень. Перед ним то чего сдерживаться. Скорее уж, наоборот.
-
-
07.12.2009 в 12:37